Время ацтеков - Владимир Лорченков Страница 30

И качает головой, вглядываясь в стакан.

– О нет…

Она выпивает еще что-то и глядит в угол заведения, где та самая красивая девушка говорит в мобильный телефон что-то раздраженное и наверняка скучное. Она глупая, понимаю я, и успокаиваюсь.

– Я вот сейчас подойду к ней, – говорит Женя.

– Скажу кое-что на ушко, возьму за руку, – улыбается она.

– И уведу в дамскую комнату, – обещает Женя.

– Вот так, – многообещающе смотрит в угол она.

Девица глядит в ответ, и я понимаю, что сейчас Женя подойдет к ней, шепнет что-то на ушко, возьмет за руку и уведет в дамскую комнату. Вот так, да и шептать-то ничего не надо, дело на мази, думаю я, ха-ха.

– А ты подумай вот над чем, – предлагает она.

– Подумай над тем, что моя теория относительно тебя не так уж неверна, – говорит она.

– Если вспомнить, что значит это чертово слово «ацтеки», – говорит она и уходит в угол, чтобы забрать красивую девицу.

А я остаюсь у стойки размышлять над тем, что значит ацтек.

Кажется, «настоящий человек».

– Стань настоящим, – просит она.

– Я люблю тебя, – вдруг говорю я.

– Я знаю, – едва не плачет она.

– Дай же и мне тебя полюбить, – говорит она.

– Я бы полюбила тебя сильнее жизни, – говорит она.

– Но я прошу тебя, – умоляет она.

– Стань настоящим, – просит она.

– Любимый, – добавляет она.

И проводит рукой по моей щеке. Лицо мокрое. Смущенные, мы молчим. Это похоже на вспышку фосфора. Я снова пытаюсь ощутить то, что почувствовал, когда признался в любви. Что-то ярко-желтое, манящее, с треском прогорающее под ликующие крики китайских фейерверкеров и одобрительный гул толпы, ворох огней в небе, что-то прогорающее у тебя на глазах и в них самих. Так вот, что это такое – любовь?

Мы недоуменно глядим друг на друга, а потом переводим глаза на стойку, где лежат, сцепившись, какие-то два предмета.

Мы видим, что держимся за руки.

Пока моей возлюбленной, которой я собираюсь посвятить остаток своей жизни – в печали ли, радости, в жертвенном ли упоении, – нет в баре, я выпиваю еще и еще и пытаюсь анализировать ситуацию.

Если бы я хоть что-нибудь соображал в счетах, то непременно взял бы лист бумаги, разделил его на две части и в верхней написал бы все минусы своего положения, а в нижней – все плюсы. Подбил, блин, баланс.

– Но разве необходимо разбираться в счетах для того, чтобы взять лист бумаги, разделить его на две части и в одной вписать все минусы, а в другой все плюсы своего положения? – спрашиваю я бармена.

– Тебе чаю? – спрашивает меня бармен.

– Еще выпить, – прошу я и вытаскиваю из кармана мятый счет за электричество.

– Становись настоящим, – прошу я себя.

На обратной стороне я пишу:

Итак, минусы:

– два трупа, две девушки, сбитые на дороге легавым + (в смысле вдобавок, а не плюс как что-то положительное) труп священника; – самоубийство Светы и, самое важное и, признаюсь, неприятное, все это шалости не судьбы, а, судя по результатам, действия одного, вполне реально существующего человека; – а еще минусом можно считать то, что мне неизвестен этот человек, который, совершенно очевидно, устроил за мной охоту; – еще минус – даже зацепок никаких нет, чтобы найти этого мудака и оторвать ему башку на хрен;

– еще минус, легавый, который казался мне крутым парнем, таким и оказался. И, как и все крутые парни, оказался полным дерьмом в душе. Как и все Рембо в камуфляже, мой Настоящий Крутой Друг – баба и педик в душе. Целыми днями дует траву, ноет то мне, то Жене о том, как его не любила жена – и как он любил жену, да плачется, да скулит, дерьмо, в общем. Все это с тех пор, как мы вернулись из отпуска, где поженились;

– еще минус – легавый круто раскис, и с этим надо что-то делать. Он, видите ли, только сейчас осознал, что Света умерла. Ха-ха, бля.

Я подвожу черту и, пожалуй, правда, беру чаю. Только от горячего мое спиртное разливается по телу как река в половодье. Мне сносит все плотины. Я улыбаюсь и осознаю, что сейчас-то способен на убийство. Н у, урод, где же ты?!

Итак, плюсы:

+ вполне реальный маньяк (вы можете не видеть акулу, но по тому, как у вашего напарника по погружению пропала рука, и вместо нее – кровавые лохмотья, уже понимаете, что акула-то ЕСТЬ) на некоторое время прекратил танцы у жертвенных камней. Как видите, Мейлер был неправ, и крутые парни иногда очень даже танцуют. Взял, что ли, отпуск. И, как говорят легавые – тьфу! – лег на дно;

+ священник и две его подружки, которых я окрестил Первой и Второй, – все эти тела, повисшие на нас мертвым грузом, ха-ха, – испепелены, и даже пыли от них не осталось. Это делает невозможным открытие уголовного дела по убийству. Легавый мне объяснял. Эти дела отныне висяки;

+ таким образом, в плюсах у нас и отсутствие преследования со стороны полиции;

+ Евгения, женщина, которую я полюбил. Никакого отношения к этому делу она не имеет, так что с моей стороны даже как-то нечестно записывать это в плюсы, но я смошенничаю, ладно?

+ кажется, легавый все-таки собирается вернуться на работу, а это значит, что он придет в себя. Ведь такие болваны, как он, очутившись в родной среде, сразу начинают чувствовать себя лучше. Так точно, я служу родине, наша работа это не шутки, сынок, мы охраняем вас – все вот это дерьмо, оно, да еще и всевластие, приводит легавых в состояние обычной эйфории;

+ иногда я жалею, что не грохнул тогда легавого, но, поразмыслив, прихожу к выводу, что вряд ли смог бы сам избавиться от машины так профессионально, как это сделал он. Вся она была разобрана и продана по частям, причем не здесь, так что я правильно поступил, не грохнув легавого;

+ насчет девушек ни легавый, ни я не испытываем чувства вины. Все дело в орудии убийства, которое еще и невольным было! Это же автомобиль. Существо, в нашем мире совершенно одушевленное. Так что это автомобиль их сбил, а мы тут не очень-то и причем.

Я начинаю зачеркивать плюсы и минусы – взаимоуничтожать, причем на два плюса беру один минус, – и выясняю, что баланс нулевой. Ну, или как там у финансистов называется ничья?

– А ты помнишь, какое сегодня число? – спрашивает меня Женя.

– Познакомься, это Настя, – улыбается мне Женя, и я вижу, что на ее руке повисла растрепанная, но все такая же хорошенькая, девица.

– Четырнадцатое февраля, – говорит Женя.

– Твой день рождения, – напоминает она.

– Так что ты, милый, все же в плюсах, – говорит она.

– Давай, рисуй! – подбадривает она.

Я подчиняюсь: +

– Я люблю тебя, – говорю я.

– Да ну, – смеется она.

– Люблю больше жизни, – безуспешно пытаюсь я найти что-то новенькое.