Бешеные псы - Джеймс Грейди Страница 30

— Как-никак гордость доктора Фридмана, — вставил Эрик.

На моей серебристой индексной карточке быстро стали появляться другие слова: Малайзия. «Аль-Каеда», 9-11. Центр по борьбе с терроризмом. Две карточки я оставил для попыток самоубийства.

Над розовыми карточками доктора Фридмана мы все работали сообща. Составили перечень его связей в ЦРУ. В учебных заведениях, которые он должен был считать своей альма-матер. В Совете национальной безопасности. Белом доме. Пользуясь своими хакерскими способностями, Эрик взломал систему его ноутбука, проверил каждое слово, каждое имя, каждый адрес.

— Мы должны узнать о нем как можно больше, — сказала Хейли.

— Вот почему мы проводим рекогносцировки в этом огромном городе, — отозвался Рассел. — Вот для чего мы здесь.

— Первую стадию можно считать выполненной, — сказал Зейн. — Итак… стадия вторая.

Сестре Смерть карточки выпали коричневые. На выданном в Мэриленде водительском удостоверении она значилась как Нэн Портер. Записная книжка пестрела инициалами и телефонными номерами без кода и адресов. В бумажнике обнаружилось фото удостоверения личности, предоставлявшего ей «особый» статус в военном госпитале Уолтера Рида в Вашингтоне.

Среди заполненных карточек матрица нашей незримой цели, подлинного вдохновителя Кайла Руссо белела, как шрам.

— В Китае белый считается цветом скорби, — напомнил я.

— А у нас — чистоты, — сказала Хейли. — Представить только!

— Этот Кайл Руссо выложит нам все начистоту, — пообещал Зейн, — как только мы его поймаем.

— Погодите! — завопил я. — Мы кого-то забыли… забыли из-за всех этих цветов!

Все удивленно посмотрели на меня.

— Малькольм, — произнес я. — Даже не принимая в расчет все остальное, то, что он помог нам бежать, дает ему право на карточку.

Мы выделили Малькольму серую карточку и написали на ней его кодовое имя: Кондор.

Зейн с Эриком прилепили скотчем более двухсот разноцветных индексных карточек на стене цвета слоновой кости. Гулявшие по номеру сквозняки заставляли жалюзи дрожать, и волны солнечного света колыхались на нашей многоцветной, как радуга, шахматной доске.

— Ух ты! — восхитилась Хейли.

— Ну и картинка, мать твою! — сказал Рассел.

— Тут все мы, — согласился Зейн, — как есть!

— Нет, — возразил я, — это только наше начало. Теперь нам предстоит самое трудное.

— Где точки пересечения? — спросил Зейн.

— Мы все пересекаемся в Замке, — ответил Рассел, — и в ЦРУ, хотя Хейли, Эрик, и я работали над организацией операций, у Зейна было свое особое задание в армии, а Виктор заработал себе место двумя попытками самоубийства и в Центре по борьбе с терроризмом.

— Доктор Ф. работал на Управление, — сказал я, — и кроме того, совсем недавно получил повышение в Совет национальной безопасности. Помните историю о том, как он заблудился в Белом доме?

— Основные точки пересечения, — подвела черту Хейли, — это доктор Ф., сестра Смерть и Кайл Руссо.

— Пользуйся ее настоящим именем, или мы забудем его, — попросил Зейн. — Портер, Нэн Портер.

— За пределами Мэна, — сказал я, — линии пересекаются в Вашингтоне.

— Значит, мы движемся в правильном направлении, — кивнул Рассел.

— Разбираться в географии еще не значит знать, где ты находишься, — возразил я.

— В данный момент, — произнес Рассел, — мы сидим под самой крышей вонючего нью-йоркского отеля, а ищейки так и рыщут по следу.

— Но почему? — спросила Хейли.

— Потому что мы сбежавшие психи, — ответил я.

— То, что мы сбежали, — это действительно причина, объясняющая, почему хорошие парни преследует нас, — сказала Хейли. — Но почему за нами гонятся и плохие? По той же причине, по которой они убили доктора Ф.?

— В убийстве ведь главное не только кто и как, — согласился Зейн. Он кивнул на стену, заклеенную разноцветными карточками. — Вопроса «зачем?» не возникает.

— Дело в нас, — сказал Рассел.

— Мысля практически, — продолжал Зейн, — дело в том…

— Практически? — прервал я его. — Ты уверен, что мы можем мыслить практически?

— Без разницы, было ли убийство доктора Ф. делом внешних или внутренних сил, — продолжал Зейн. — А поскольку сестра Смерть служила марионеткой, то это командная работа, а не сольный номер.

— Выходит, что это либо заваруха внутри ЦРУ, — сказал Рассел, — либо внешний заговор против ЦРУ.

— Есть другие варианты? — спросил я.

— Считайте меня психом… — ответил Зейн.

— Псих и есть! — выпалил Эрик.

— …но лично мне кажется, что это либо одно, либо другое, — закончил Зейн.

— Мне тоже, — сказал я, — но у меня такое чувство, что там наверху что-то творится.

— С вами голова пойдет кругом, — пожаловалась Хейли.

— Уже ничего не болит, — сказал Эрик.

— Запишите это, — распорядился Рассел. — Кто-нибудь почувствовал себя лучше с тех пор, как мы наглотались этой дряни?

— Нет, — ответил я, — но мне перестало становиться хуже.

Мы уставились на стену. Ни ответов, ни вопросов, которые могли бы помочь, там так и не появилось. Зейн с Эриком отклеили наши индексные карточки на случай, если кто-нибудь зайдет в номер в наше отсутствие. Мы оставались в гостинице, ожидая, пока солнце опустится достаточно низко и вечерняя толпа не заполнит улицы.

На моих часах было 4 часа 37 минут, когда я сказал им: «Пора».