Тихий сон смерти - Кит МакКарти Страница 30

Но этим дело не закончилось, и скандал начал разрастаться. Скоро в медицинской школе не осталось ни одного человека, который не знал бы о случившемся: в морге по непонятным причинам произошла путаница и вместо тела некой Клары Фокс на кремацию было отправлено тело Миллисент Суит. В дело были вовлечены не только декан и казначей медицинской школы, но и главный врач больницы. Когда же к нему подключился глава попечительского совета — человек, перманентно пребывавший в состоянии сна (по слухам, он заснул даже в присутствии королевы, когда Елизавета приехала на открытие нового больничного корпуса), — тогда до всех, включая идиота Дэнни, дошло, что они оказались в огромной вонючей куче дерьма.

Было назначено внутреннее расследование, а в довершение всего вопиющим случаем безалаберности лондонских врачей заинтересовалась пресса. Поползли слухи, что Рэймонд Суит обратился к адвокату. Словом, досталось всем, в том числе Хартману — ведь именно он проводил вскрытие. Дескать, не могло ли случиться так, что ярлыки перепутали во время аутопсии? Естественно, без тайного умысла.

Хартман знал, что сам он вне подозрений и что главными виновниками случившегося, как и следовало ожидать, объявили Ленни и Дэнни. Те же, в свою очередь, наотрез отказывались признать за собой какую бы то ни было вину и осыпали всех и вся градом самых нецензурных ругательств. Но так или иначе, репутация Хартмана все же оказалась запятнанной, какие бы доказательства своей непричастности к происшедшему он ни приводил.

В конце концов Рэймонд Суит действительно нанял адвоката, тот письменно связался с Боумен, делу, как серьезному медицинскому инциденту, был дан ход, расследованием занялась спешно сформированная комиссия из одного менеджера, одного независимого клинициста и одного члена попечительского совета. Дэнни и Ленни были близки к тому, чтобы хорошенько отмутузить Хартмана, уверенные, что он в той или иной мере ответствен за происшедшее, хотя внятно объяснить, на чем основана их уверенность, они не могли. Комиссию мнение лаборантов интересовало мало, однако душевное равновесие Хартмана из-за поведения Дэнни и Ленни серьезно пошатнулось.

Розенталь пропустил стенания Хартмана мимо ушей, но по выражению его лица можно было понять, что его в этом деле интересует каждая конкретная деталь.

— Имя адвоката? — потребовал он.

Поглощенный собственными переживаниями, Хартман не сразу вспомнил.

— По-моему, Флеминг. Елена Флеминг.

— Что содержится в ее письме к Боумен?

Письма Хартман, разумеется, не видел. Розенталь хотя и был этим явно раздосадован, однако давить на и без того запуганного Хартмана не стал. Он просто сказал, вернее, приказал:

— Мне нужна копия вашего заключения.

— Моего заключения? Зачем?

Розенталь улыбнулся:

— Просто я хочу быть уверен, что вы, старина, выполнили свою часть договора.

— Я сделал все, что вы просили.

— Я в этом не сомневаюсь, но все-таки.

Хартман понял, что копию заключения придется раздобыть.

— Вы подменили образцы, которые были взяты при вскрытии?

— Да, разумеется.

— А специальные?

Сперва Хартман не понял, что Розенталь имеет в виду, но потом до него дошло: свежие образцы, которые Белинда взяла для генетического анализа. Инструкции, полученные им от Розенталя, были четкими и ясными: он должен был избавиться от всех свидетельств того, что Миллисент Суит умерла от множественного рака, и вместо этого предоставить доказательства, согласно которым причиной смерти девушки явилась какая-либо другая болезнь — пусть даже рак, но вполне обычный. Поэтому прежде всего Хартману следовало заменить образцы, взятые им для исследования под микроскопом, на другие, с вполне традиционными опухолями, а затем подправить свое заключение таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений в обоснованности нового диагноза. Единственным препятствием в этом, в общем-то, нехитром деле была Белинда, которая с большим недоверием восприняла его новое заключение.

— Лимфома? — проговорила она удивленно. — Вы считаете, это была лимфома?

Хартман постарался, чтобы его кивок выглядел как можно более естественным. Впрочем, он сам ясно сознавал, что не особенно в этом преуспел.

— Понимаю ваше недоумение. Я и сам поначалу сомневался, но вот слайды. Возьмите их и посмотрите сами.

Белинда так и сделала и, вернувшись через час, сказала, что, если верить слайдам, Хартман, конечно, прав, но вид у нее был по-прежнему озадаченный. И дернул же ее черт предложить:

— А что если провести биомолекулярный анализ? Вы ведь помните, у нас есть свежие образцы. Я уже подготовила генетический материал.

Хартман уже забыл про эти образцы и, услышав, что они не только существуют, но и готовы к анализу, почувствовал, как ему в одну секунду сделалось нехорошо.

— Но вы же не можете!.. — в сердцах закричал он.

Столь яростная реакция Хартмана ошеломила Белинду. Она была не из тех, кто пасует перед трудностями или поддается унынию, но подобное поведение человека, которого она считала безответственным и поверхностным, окончательно вывело ее из себя.

— Но…

— Вы не имели права!

— Но почему?

Этот вопрос оказался для Хартмана непростым, он даже не смог сразу ответить на него более или менее внятно. В конце концов он сформулировал свою мысль — вернее, ее отсутствие — так:

— Вы же знаете инструкции. Причина смерти установлена. Юрисдикция службы коронеров на этом заканчивается, и мы не вправе проводить какие-либо дополнительные исследования.

— Да неужели? Я хочу сказать, что и вы, и я видели тело, и я не припомню, чтобы лимфома так поражала человеческий организм. А вы?

— Ну… бывало.

Однако нерешительность, с которой были произнесены эти слова, выдавала их лживость, и это не укрылось от внимания Белинды.

— Я уверена, что, если бы мы объяснили представителю коронерской службы, он позволил бы…

— Нет! — Надрыв, с которым прозвучал его отказ, вновь показался Белинде странным. Возможно, почувствовав, что перегибает палку, Хартман добавил уже более спокойным тоном: — Коронер получил мое окончательное заключение о причинах смерти. Он не позволит проводить дальнейшие исследования без согласия ближайших родственников, а у меня нет ни времени, ни желания более этим заниматься.

Белинде все это казалось в высшей степени странным. Смерть Миллисент Суит была не просто очередным случаем рака, и Белинде очень хотелось продолжить исследование, но она была всего лишь ординатором и потому не осмелилась возразить Хартману.

Чтобы окончательно расставить точки над «и», Хартман назидательно произнес:

— Юридически мы не имеем права извлекать генетический материал из этой опухоли и тем более его исследовать. Пожалуйста, уничтожьте все образцы.