Убить Пифагора - Маркос Чикот Страница 30

Акенон нахмурился:

— Если Клеоменид не был конечной целью, то, боюсь, его смерть может оказаться лишь первым шагом в гораздо более обширном преступном замысле.

Они спускались с холма. Красноватый оттенок длинных туник из белого льна, покрывающих Ариадну и Пифагора, сменился на бледно-оранжевый. Акенон был в кожаной безрукавке и теперь жалел, что не захватил что-то более теплое.

Ариадна повернулась к отцу и упомянула о том, что накануне обсуждала с Акеноном.

— В общине принята свобода передвижения, а потому любой мог подсыпать яд в чашу. Нельзя исключить, что убийце было безразлично, кто из вас умрет, поскольку чаша попала в Храм Муз до начала встречи. Любой из вас мог из нее выпить.

Эта мысль уже приходила в голову Пифагору.

— Не думаю, что это было случайное убийство, — ответил он. — Обычно чаши всегда готовят заранее, а Клеоменид всегда сидел справа от меня. Скорее всего, тот, кто отравил чашу, знал, кому она предназначена.

— Все указывает на то, что убийца отлично разбирается в жизни общины, — сказал Акенон. — Или же он чужак, но кто-то в общине работает на него. Моя основная гипотеза заключается в том, что Клеоменид был убит, потому что вы собирались выбрать его преемником. А значит, преступление направлено против вас или же против братства в целом.

Лицо Пифагора оставалось безмятежным, но в груди у него болезненно заныло. Так случалось всякий раз, когда он думал о том, что именно он был косвенной причиной убийства Клеоменида.

Слово взяла Ариадна.

— Мы опросили членов общины, кто, по их мнению, может быть виновником. Чаще всего называли Килона, но есть много других гипотез, некоторые мы должны учесть.

Она посмотрела на Акенона, сомневаясь, стоит ли продолжать: «Возможно, я должна позволить ему самому изложить ситуацию».

Акенон уловил ее сомнения и жестом потребовал говорить дальше.

— Один из наиболее вероятных мотивов — политические амбиции, — продолжала Ариадна. — Община Кротона возглавляет пифагорейские общины, которые в последние годы распространились по всей Великой Греции. Нельзя исключить, что вождь одной из них сбился с пути и думает о том, как бы захватить власть, когда тебя не станет. Уничтожение кандидатов гарантирует, что нет сильной фигуры, которая удерживает общину в целостном виде.

Глядя в землю, чтобы не споткнуться о камень или корень, Пифагор мысленно перебирал учеников, стоявших во главе различных общин. На мгновение он остановился на Телавге, своем двадцатисемилетнем сыне, который руководил небольшой общиной в Катании. В свое время он сомневался, стоит ли его туда посылать, не слишком ли он молод для такой ответственности.

Он не был в Катании уже полгода, да и оттуда не отправляли в Кротон посольства…

Акенон прервал его мысли.

— У тебя в руках большая политическая власть, ты возглавляешь все общины, твое косвенное влияние на правительства многих городов огромно. С каждым днем, проведенным в Великой Греции, я удивляюсь все больше. Наверняка твои политические противники исчисляются тысячами как в Великой Греции, так и за ее пределами. Ты теневой правитель, однако это не мешает тебе быть одним из самых могущественных людей в мире. Даже персидский царь Дарий воспринимает тебя как своего самого потенциально опасного соперника. Правительства, которые ты контролируешь, управляют более чем миллионом людей!

Пифагор покачал головой. Уже очень давно перед ним стояла одна и та же дилемма. Его учение говорило о морали, о понимании законов бытия, о духовном взращивании людей и общин. Он вовсе не собирался накапливать могущество, его цель состояла в том, чтобы помочь людям расти, распространять истину, делать так, чтобы повсюду царили мудрость и духовные устремления, справедливость и мир…

«Но я не должен обманывать себя», — с горечью подумал он.

Было очевидно, что он накопил огромную материальную мощь. Только между Кротоном и Сибарисом насчитывалось около полумиллиона жителей. Более чем вдвое больше, чем во всех городах, чьи правительства ему подчинялись. А некоторые из этих городов имели сильную армию. Он не собирался ни на кого нападать, но соседние города, вероятно, этого не понимали.

«Похоже, многие считают меня своим самым опасным соседом», — грустно сказал он себе.

Он продолжал спускаться по склону холма. Политический мотив был вполне вероятен, особенно если кто-то, подобно ему, предвидел, что может произойти с братством в последующие десятилетия. Его преемник мог бы взрастить побеги, которые уже приносят плоды в материковой Греции, а также среди этрусков и римлян. Тогда военным противником была бы лишь Персия, но они бы общими силами добились преобразований, которые в конечном итоге…

«Хватит, сейчас не время мечтать», — оборвал он себя.

Достаточно было и того, что сложившаяся ситуация, а заодно и его планы на будущее столкнулись с амбициями множества влиятельных людей.

Снова заговорил Акенон:

— Знание — еще один возможный мотив. Я не понимаю… — он взмахнул руками, подбирая подходящие слова, — какие именно высшие способности может дать твое учение, и не в курсе тайн, которые защищает ваша клятва. Тем не менее я понимаю, что вступление в братство — стремление многих людей, и один из отвергнутых, да хоть тот же Килон, затаил на тебя обиду до конца жизни. Или же кто-то из получивших доступ к некоторым из этих знаний и недовольный твоей методикой стремится получить еще больше и готов на любые средства.

— Ты имеешь в виду кандидатов в преемники, — заметил Пифагор.

— Конечно, их тоже надо учитывать среди подозреваемых. Нельзя забывать, что они были близки к Клеомениду больше других, к тому же находились с ним рядом в момент преступления. Слишком много информации, чтобы ее не замечать. Однако Ариадна убедила меня не допрашивать их один на один.

— Я тоже не стану этого сделать, — заверила Ариадна. — Их возможности значительно выше моих. Они запросто могут обмануть Акенона, да и меня тоже. То немногое, что я увидела у них внутри, могло быть обманом.

Пифагор задумался. Хотя способности Ариадны были намного выше, чем она полагала — будь то из скромности или неведения того, как далеко зашло ее собственное развитие, — его дочь действительно не могла тягаться с кандидатами. Посвященному высшего уровня ничего не стоило предотвратить вмешательство в свой внутренний мир. Даже он не мог читать их мысли и чувства; но если бы кто-то из них затаил враждебные помыслы, рано или поздно он бы об этом узнал.

Он остановился и повернулся к Акенону. Тишина рощи придавала его словам особое звучание и глубину.

— Сегодня вечером ты придешь ко мне на ужин. — Лицо его было серьезным и решительным. — Я соберу всех кандидатов в преемники. Если у кого-то из них недобрые мысли, уверяю тебя, сегодня я о них узнаю.