Сценарий - Генри Сирил Страница 30

Сколько я живу в Лос-Анджелесе, он всегда находится здесь, на одном и том же месте. На углу Оак и Второй, рядом с заброшенным баром, покосившаяся вывеска которого гласила «Бартл паб».

Табличка на его груди, сделанная из неровного куска картона, покрыта пылью и засохшими пятнами грязи.

«Господь не дал мне ног, но даровал веру в людей».

Я не знаю его настоящего имени. Мы зовем его Эл-Три-Фута. Вместо ног у него два коротких обрубка, и, судя по надписи на его табличке, он таким родился. У него большой нос с горбинкой и вытянутое глупое лицо. Вылитый Эл Банди из сериала «Женаты и с детьми». Только в два раза меньше ростом.

Я вижу его, когда иду в школу и возвращаюсь домой.

Молча сидит, вытянув руку ладонью вверх.

У него есть чувство юмора. Или достоинство. Называйте это как хотите: он сидит аккурат под большой синей табличкой, приколоченной к фасаду «Бартл паба».

«Не сидеть. Не лежать. Не разбивать палатки».

Такими табличками украшен весь Лос-Анджелес. Вероятно, под ангелами подразумеваются бродяги, потому что это именно их город. Мировая столица бомжей.

Иногда я кидаю ему мелочь, оставшуюся от карманных денег. Тогда Эл-Три-Фута поднимает на меня свои выцветшие голубые глаза и бормочет: «Благослови тебя Бог».

И мне всегда хочется ответить:

«Твой бог ни за что ни про что сделал тебя калекой, а ты славишь его имя, блаженный идиот».

Но вместо этого улыбаюсь смиренной улыбкой.

«Спасибо, мистер».

Мы не замечаем таких, как Эл. Для нас они не больше чем мусор, валяющийся на обочине. Мы обращаем на них внимание лишь тогда, когда вонь их тел ударяет нам в ноздри. Тогда мы начинаем недоуменно вертеть головой в поисках источника отвратительного запаха и с удивлением натыкаемся на Эла и ему подобных.

Эл – неодушевленный предмет. Папиллома на теле заброшенного здания, в котором когда-то некто по имени Бартл открыл паб, а потом, вероятно, разорился и свалил обратно в Ирландию.

Эл – один из десятков тысяч бездомных этого города, присыпанного золотой пудрой, чтобы с высоты птичьего полета смотрелось безупречно.

Он может просидеть на этом самом месте еще тридцать лет. А может исчезнуть в любую минуту, и никто не заметит.

Он может умереть. И всем будет плевать, если только не почувствуют запах разложения.

Все происходит спонтанно.

Возвращаясь с прогулки домой, я замечаю, как Эл направляется в сторону пожарного входа «Бартл паба». Он передвигается на самодельном скейте, широкой доске с двумя парами больших колесиков. Эл сдвигает в сторону несколько пустых коробок, закрывающих дверь, и закатывает себя внутрь. Впервые я вижу, где он ночует. Хотя, конечно, можно было и догадаться.

Я иду за ним. У меня нет четкого плана. У меня вообще нет никакого плана. Я не знаю, что буду делать, когда окажусь с ним лицом к лицу в полутемном помещении (вряд ли там есть электричество). Эл калека, но все-таки он взрослый мужчина с сильными, хорошо развитыми руками, всю жизнь заменяющими ему ноги. А я всего лишь ребенок. Мне нужно остановиться. Теперь я знаю, где это произойдет, мне незачем спешить. Нужно все как следует продумать. Например, как с ним справиться. Сейчас я вернусь домой, лягу спать, а завтра…

Но ноги сами несут к измятой проржавевшей двери пожарного входа «Бартл паба». Я открываю ее и вхожу. Единственное, на что хватает моей благоразумности, это посмотреть по сторонам перед тем, как войти. Нет, никого.

Здесь темно. В глубине зала, у дальней от входа стены, валяются ножками вверх стулья и круглые деревянные столики. Их силуэты выхватывает тусклое пламя керосиновой лампы, стоящей у барной стойки. Там же сидит и он.

– Эй, кто тут? – Эл щурится от света лампы, пытается разглядеть меня.

– Здравствуйте, – говорю я. – Извините за беспокойство, я просто… – Ничего не приходит в голову. Что «просто»?

Кажется, Эл узнает меня. Его глаза все еще глядят недоверчиво, но в них явно теперь меньше страха и враждебности. Впрочем, если говорить совсем откровенно, враждебности в них и не было никогда.

– Привет, – неуверенно произносит он. – Что ты здесь делаешь?

– Я… э-э-э… – Не знаю, что сказать. Как глупо. Нужно уходить. Нужно обдумать все как…

И тут ко мне возвращается уверенность. А вместе с ней и находятся слова: я замечаю огрызок арматуры с присохшим куском бетона на конце. Мне вполне по силам совладать с этим «оружием». Арматура валяется среди прочего строительного мусора футах в десяти от меня.

– Мне нужна ваша помощь, мистер! – говорю я взволнованно и иду к нему, постепенно приближаясь и к арматуре.

– Помощь? Э-э-э… что случилось?

– Мои родители попали в аварию. – Я говорю первое, что приходит на ум, потому что это совсем не важно. Я плачу – вот что важно. И поэтому могу говорить любую чушь. Внезапное появление плачущего подростка в заброшенном жилище бродяги вгонит в ступор этого самого бродягу на несколько минут, а мне требуются секунды.

Все еще растерянно моргая, Эл перекидывает через плечо скейт и на руках, словно орангутанг, идет к выходу, бормоча под нос: «Авария? Господи… Как ты вообще… Это заброшенное здание…»

– Мистер, мне страшно. – Я оказываюсь за его спиной. – Я не знаю, что мне делать. – Поднимаю арматуру.

– Эл, – говорю ровным голосом, выпрямившись в полный рост.