Комната воды - Кристофер Фаулер Страница 3

– Брайант, я пришел именно к тебе, – сказал Бенджамин Сингх, – потому что ты можешь быть на редкость назойливым.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Артур, набивая свою изогнутую трубку смесью «Олд-Холборна» и листьев эвкалипта.

– Я хочу сказать, что ты умеешь наседать на людей и добиваться своего. Не доверяю я обычным полицейским. Они невнимательны и самодовольны. Я рад, что ты все еще здесь. Мне-то казалось, что ты уже на пенсии. Ты ведь давным-давно достиг пенсионного возраста.

Брайант смерил посетителя недобрым взглядом. Мистер Сингх то и дело прикладывал платок к щекам. Он не плакал – это был всего лишь жест уважения к покойной. С минуту он молча осматривал помещение, а затем спросил:

– Извини, вас что, ограбили?

– Да нет. – Брайант потушил спичку и шумно затянулся трубкой. – В отделе был пожар. Точнее, сперва взрыв, а потом пожар. Ремонт все еще идет, так что у нас не было времени разобрать вещи. Вообще-то мы открываемся в десять, а сейчас еще только девять. Сегодня здесь будет черт знает что – придут маляры, плотники и начальство в придачу. В туалете нет пола. Парни из охраны труда сказали, что снимают с себя всякую ответственность, если мы останемся здесь, но мы просто не можем тесниться в каморках над парикмахерской. Вдобавок ко всему я еще и сам переезжаю, и все мои носки куда-то запропастились. Прошу тебя, продолжай.

– Может, нам стоит самим посмотреть на сестру мистера Сингха? – вставила слово сержант Лонгбрайт.

– Дженис, они не станут трогать тело, пока я им не скажу, – отрезал Брайант.

Лонгбрайт не решалась оспаривать методы Артура. Неспособность Отдела аномальных преступлений вести дела традиционным способом была на удивление хорошо задокументирована. Отчаявшись взять работу Брайанта и его коллег под надлежащий контроль, министерство внутренних дел решило вывести их из состава городской полиции и передать в ведение не просто секретной, но прямо-таки загадочной службы МИ-7. У этого решения могли быть свои плюсы: детективам уже не пришлось бы платить огромные деньги за использование оборудования или биться с городской полицией за годовой бюджет, и вопрос о старых демаркационных линиях наконец-то решился бы. Однако сотрудникам отдела пришлось бы подчиняться сменяющимся правительствам, а в таком случае очень легко пасть жертвой личной неприязни. Брайанту и его напарнику Джону Мэю отводилось полгода, чтобы обеспечить успешную работу обновленного отдела или же подготовить себе смену, ведь они оба – о чем им всякий раз напоминали – давно уже достигли предписанного законом пенсионного возраста. Шли разговоры и о том, чтобы насовсем закрыть отдел, но, судя по количеству возникающих в последний момент отсрочек, в лабиринтах Уайтхолла у них явно завелся ангел-хранитель.

– Я не успел переодеться. – Бенджамин Сингх показал на свою одежду, чувствуя заметную неловкость из-за того, что на нем были полосатая безрукавка, коричневые брюки и фиолетовая рубашка. – Я посещаю мою сестру, Рут, каждый понедельник, чтобы сделать у нее уборку, – пояснил он. – Она уже очень старая, и ей тяжело поднимать пылесос. Как только я открыл входную дверь, сразу же понял – что-то не так. Она сидела на стуле в подвальном этаже, одетая для похода в магазин, и это само по себе странно, ведь она знает, что покупками всегда занимаюсь я. Рут только составляет список. Ее тело уже остыло.

– Ты меня, конечно, извини, но я не понимаю, почему ты сразу же не вызвал «скорую», – сказал Брайант. Он вспомнил, что в новом офисе нельзя курить, и потушил трубку, не дожидаясь жалоб Лонгбрайт.

– Она была мертва, Артур, – мертва, а не больна. Полицейский участок Кентиш-Тауна всего в трех улицах от ее дома, я пошел туда и встретился с дежурным сержантом, но мне не понравилось его отношение – он тоже посоветовал мне вызвать «скорую», – вот я и приехал сюда.

– Бен, ты же знаешь, что мы больше не берем дела «с улицы», – запротестовал Брайант. – Теперь они должны приходить к нам по соответствующим каналам.

– Но когда я нашел ее, у меня тут же возникла мысль…

– Артур, вообще-то этот разговор полагается записывать, – перебила Лонгбрайт. – С сегодняшнего дня мы должны четко придерживаться устава.

Брайант порылся в картонной коробке, стоящей у его ног, и извлек оттуда видавший виды диктофон.

– На, возьми, – он протянул его Дженис, – попробуй сама. У меня он почему-то не записывает. Наверно, я что-то не так делаю.

Фирменный беспомощный взгляд Брайанта излучал невинность, но с Лонгбрайт такие трюки не проходили: слишком хорошо она изучила способность шефа вызывать неисправности в простейшем оборудовании. Брайанту больше не позволялось даже приближаться к компьютерам – из-за размагничивающего эффекта, который он оказывал на чувствительные приборы. Его заявка на посещение компьютерных курсов вот уже в шестой раз была отклонена начальством из опасения, что он вызовет катастрофу государственного масштаба, если получит доступ к отделу информационных технологий полиции. О способности Брайанта ловить своей «тарелкой» старые выпуски передачи «Воскресный вечер в лондонском „Палладиуме“» рассказывали с восхищением, но рассчитывать, что «Фортеан таймс» [4]объяснит этот феномен, не приходилось.

– Ладно, пора нам взглянуть на твою сестру, – сказал Артур, с усилием поднимаясь со стула.

Медлительный, замотанный шарфом, упрямый до грубости, близорукий и дряхлый, Брайант казался еще более растрепанным, чем обычно, по причине происходящих в его жизни потрясений. Седые волосы полукругом вздымались у него над висками, словно бы он дотрагивался до шаров генератора статического электричества в Музее науки. И все же в его поблекших синих глазах таился дух столь же твердый и колючий, как почва зимой. Об Артуре говорили, что его независимость граничит с раздражительностью, а индивидуализм – с чудаковатостью, и такая характеристика была довольно точна. Что касается его энергичного напарника Джона Мэя, то этот привлекательный пожилой мужчина, на три года младше Брайанта, обладал ощутимой харизмой, отличался современными взглядами и природной коммуникабельностью. А Брайант был одиночкой, знающим и скрытным, с умом уклончивым и лукавым – в противовес уравновешенному мышлению Мэя.

– Слушай, Дженис, когда Джон наконец соблаговолит появиться, не могла бы ты направить его к нам? Где мы, кстати, будем?

– Балаклава-стрит, дом пять, – сообщил Бенджамин. – Это между Инкерман-роуд и Альма-стрит.

– А, значит, дом твоей сестры был выстроен в тысяча восемьсот пятидесятые. Тогда появилась масса названий в честь сражений Крымской войны. Городские советы Викторианской эпохи просто обожали такие жесты.

Брайант знал исторические факты вроде этого, но, увы, не помнил ничего из происшедшего за последние двадцать лет. Современность была спецификой его напарника. Джон Мэй помнил все дни рождения, а Артур Брайант с трудом запоминал имена. Природное обаяние Мэя обезоруживало самых ярых противников, а Брайант мог и монахиню вывести из себя. У Джона были подруги и родственники, вечеринки и друзья, а у Артура – его работа. Мэй улыбался в лучах восходящего солнца, а Брайант щурился и отступал в темноту. Каждая соответствующая выпуклость и впадина в их характерах свидетельствовала о симбиозе, возникшем у них за долгие годы. Они были пригнаны друг к другу, как детали старой мозаики.