Фотограф - Татьяна Тиховская Страница 3

Просторные радиальные улицы помогли покончить со зловонными миазмами – и с бунтарскими настроениями парижан. Единственное, с чем не справился неугомонный градостроитель – это с озеленением Парижа. Город теперь представлял собой каменный открытый короб, сплошь вымощенный булыжником, с широкой проезжей частью, но с узенькими каменными тротуарами, которые жались как можно ближе к стенам каменных же домов. Летом Париж изнывал от жары и страдал от пыли. Мостовые поливали водой из шлангов, но это давало только кратковременную передышку.

Ален покинул столицу маленьким перепуганным ребенком, а возвратился беспомощным ранимым юношей. Он был почти нищим. Вдобавок, его частенько из-за внешности принимали за чужестранца, хотя по закону он и считался французом. В конце концов, Ален снял крохотную комнатку в 20 округе – бедном районе, в основном заселенном иммигрантами.

Предусмотрительно выбрав для переселения весну, Ален имел в распоряжении довольно времени бесцельно побродить городом, прежде чем нужда заставит его подыскать себе занятие.

Молодости все интересно, а в Париже было на что посмотреть. Уж что что, а повеселиться парижане всегда любили и умели. Очень популярны были массовые гуляния, всевозможные многолюдные зрелища, где собирались все слои населения. А как мог Ален миновать Монмартр? Единственный в Париже район, освобожденный от налогов на алкоголь, притягивал к себе то, что мы привыкли называть богемой, а заодно и остальное не очень респектабельное сообщество. Вино лилось рекой: белое, красное, розовое. Ведь недаром же Франция считалась страной сплошных пьяниц! Справедливости ради стоит заметить, что многие известные художники, подвизавшиеся на этом поприще, создавали свои лучшие полотна в винном дурмане. И, кроме того, капризной изменчивой Музе иной раз помогал не только Бахус, но и Венера, богиня плотской любви и желания.

Что греха таить: в начале ХХ века продажная любовь процветала во всех европейских городах, и Париж уж никак не был аутсайдером.

Бесспорно, для многих женщин торговля своим телом была скольжением по наклонной, но для некоторых счастливиц – единственным шансом обрести свое счастье. Хотя этот шанс и был ничтожным, армия жриц любви не переставала пополняться добровольцами или завербованными несчастными жертвами сутенеров и бандерш ^[4]. Случалось, на этот путь толкали девушку собственные родители, придавленные нищетой и безысходностью. Иные женщины выходили на панель, оставшись без кормильца и с детьми на руках. Выбор у таких женщин был невелик: или умереть вместе с детьми от голода и холода в сыром подвале, или хоть как-то свести концы с концами, выйдя на панель.

В те времена для парижан поход «по девочкам» не считался чем-то предосудительным. Проституцию культивировали все классы без исключения. Едва ли не каждый более или менее состоятельный мужчина содержал постоянную любовницу, при этом не отказывая себе в удовольствии провести вечер с приглянувшейся гризеткой ^[5]. Темпераментные партнеры и партнерши ревновали своих мужей, жен, чужих мужей, чужих жен, своих и чужих любовников и любовниц. Любовные треугольники, четырехугольники, многоугольники разыгрывались как шахматные партии.

Куртизанки «высшей пробы» появлялись даже в обществе, и в Париже смотрели на это сквозь пальцы. Французская знать в большинстве вербовала себе любовниц из числа известных балерин и актрис.

Бедные, бедные мужчины! По силам ли им было миновать бордель, если таковые были повсюду? А мужчины ведь сделаны не из камня! Любовь продавалась везде – от шикарных домов терпимости до обветшалых меблированных комнат, от кафе до матросских кабаков. Залы для танцев существовали при многих кафе и зачастую выполняли функцию витрины с выложенным товаром.

Кроме того, любая белошвейка, цветочница или горничная могла торговать любовью не постоянно, а время от времени, чтобы немного подзаработать. Ареной любовных баталий, помимо самих борделей, становились комнаты на втором этаже кофеен, собственные квартирки шлюх и даже кареты извозчиков.

Женщины более или менее легкого поведения, которые сами искали клиентов, вышагивали улицами Парижа денно и нощно. Иной раз их авансы выражались достаточно безобидными фразами: «Добрый вечер, красавчик!», «Угости даму сигареткой!». А иногда первые же слова без обиняков содержали нужную информацию: «Если бы тот господин предложил мне 20 франков, я бы пошла с ним!».

Аналогичные предложения слышал и Ален. Поначалу, помня о полученном в юности уроке, Ален от обратившейся к нему женщины отскакивал, как нервозный жеребец. В таких случаях сердце у него вырывалось из груди от волнения, а желание давило на мозги почти осязаемо.

И однажды после посещения кафе, разогретый вином и видом полуодетых танцовщиц, Ален потерял невинность в объятиях такой вот жрицы любви. Его внешность никого не интересовала – только деньги.