Кровавый круг - Жером Делафосс Страница 3

«Гидра», полюс, кадмий… Как он мог забыть об этом?

Врач села рядом с ним и открыла папку с пачкой карточек и небольшой стопкой фотографий. Натан смотрел прямо в ее светлые глаза.

— Я сейчас предложу вам короткий тест. Отвечайте не раздумывая.

— Я готов.

— Я называю страну, а вы — ее столицу. Договорились?

— Начали!

— Франция?

— Париж.

— Англия?

— Лондон.

— Китай?

— Пекин.

— Норвегия?

— Осло.

— Очень хорошо. А теперь не могли бы вы сказать, кто сейчас президент Соединенных Штатов?

— Джордж Буш.

— Египта?

— Хосни Мубарак.

— Франции?

— Жак Ширак.

— России?

— Путин. Владимир Путин.

— Превосходно. Сейчас я покажу вам фотографии известных людей, постарайтесь их назвать.

На первой карточке было изображено лицо мужчины. Густые каштановые волосы, усы.

— Сталин.

На второй была женщина с суровыми чертами лица и седеющими волосами, собранными в шиньон.

— Голда Меир.

Настала очередь улыбающегося мужчины с тяжелой челюстью и седой шевелюрой.

— Бил Клинтон.

Затем Натан узнал Элизабет Тейлор в облике Клеопатры, Альфреда Хичкока, Ясира Арафата, Ганди, Фиделя Кастро, Пола Маккартни и Пикассо.

— Хорошо. Теперь у меня нет сомнений, Натан.

Лиза сделала несколько пометок. Диагноз просвистел в воздухе, словно нож гильотины:

— Вероятно, потребуется дополнительное обследование. Однако, я полагаю, что у вас личностная, так называемая ретроградная амнезия. Она вызвана психогенными, а не неврологическими причинами. Вы не можете вспомнить свое имя и то, что связано с вашим прошлым, — это явный симптом синдрома «путешественника без багажа».

Лиза взяла его за руку. Натан, казалось, невозмутимо принял удар судьбы.

— Если поражен мозг, — продолжила она, — я имею в виду, в результате полученной травмы, то расстройства обычно бывают более обширными и хаотическими. Вы не смогли бы вспомнить события, происшедшие с момента вашего пробуждения. Это то, что называют антероградной амнезией. [4]Однако это не ваш случай. Что касается вашей семантической памяти, которая хранит ваш культурный багаж, если бы она также была серьезно повреждена или полностью стерта, вы были бы как новенький компьютер — машина без данных. К счастью, вы только что доказали обратное.

— Сколько времени я пробуду в таком состоянии?

— Не могу ничего обещать. Но вы должны знать, что ваша эпизодическая память — я говорю о памяти, которая сохраняет события вашего прошлого, — возможно, не исчезла. Ваши воспоминания не стерты, а спрятаны где-то глубоко. Это нарушение легко диагностировать по результатам клинических исследований, а вот психопатологические механизмы чрезвычайно трудно объяснить. Короче говоря, я не знаю. Память может вернуться через час, а может, и через десять лет.

Разговор казался Натану почти нереальным, как если бы женщина обращалась к кому-то другому.

— Наверняка существует какое-нибудь средство, чтобы вылечить меня, шоковая терапия или что-нибудь еще?

— Случаи потери памяти достаточно редки, и, к сожалению, у меня мало опыта в этом вопросе. Но я знаю, что за два последние десятилетия разработаны новые приемы лечения и появились объединения врачей и пациентов, в которых специально обучают терапии расстройств — ТРМ. Они считают, что гипноз важнее, чем психоанализ. Главная мысль, как вы сами сказали, состоит в том, чтобы реактивировать травматизм. По мнению специалистов, шансы на выздоровление при этом возрастают, но, к сожалению, лечение занимает очень много времени.

— Сколько?

— Шесть лет в среднем. Я помогу вам выбрать группу в Париже. Вы ведь там живете.

Если бы Лиза объявила ему о конце света, у нее не вышло бы лучше, но Натан оставался спокойным.

— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из членов моей семьи, — сказал он.

— Еще слишком рано. Неизвестно, как вы отреагируете на эту встречу. Удар, который вы получили по голове, чертовски нас напугал. Чем меньше травм вы получите в будущем, тем лучше будете себя чувствовать.

— Но…

— Доверьтесь мне. Я знаю, что для вас лучше.

— Когда я смогу себя увидеть?

— Прямо сейчас, если хотите. По правде сказать, я ждала этого. Следуйте за мной.

Ларсен проводила его в ванную комнату.

Натан встал перед зеркалом, которое висело над умывальником. Очертания комнаты понемногу отошли на второй план, уступая место незнакомой фигуре, которая материализовывалась в овале зеркала.

Ростом он был почти метр восемьдесят пять. Крепкое здоровое тело, твердые мускулы, широкие плечи, длинные худые руки с надувшимися венами. На коже еще были видны следы катастрофы — большой желтоватый синяк на бедре, другой, фиолетовый на груди. Натан с трудом воспринимал то, что видел, как единое целое. Он подошел ближе к зеркалу, чтобы рассмотреть детали…

Большие миндалевидные глаза в длинных каштановых ресницах, густые брови. В глубине радужной оболочки странного медового цвета мерцали точки посветлее, словно мельчайшие золотые песчинки. Они придавали взгляду необычный блеск. Бледная кожа. Орлиный нос. От распухшего рта до середины правой щеки тянулся косой белый рубец, старый шрам, из-за которого казалось, что Натан слегка усмехается. Черные волосы подстрижены очень коротко — вероятно, так положено в неврологическом отделении.

Понемногу отдельные черты соединились в однородное изображение. Его лицо… Лицо было неподвижной маской, по которой текли две теплые слезы. Незнакомое отражение вызывало у него головокружение. Он почувствовал, что падает в бездну. Лиза Ларсен удержала его за руку.

Ничего страшного, теперь он снова личность.