Живая земля - Андрей Рубанов Страница 3

– Понял.

– И четвертое правило: прошел седьмой пояс – ставь свечку. На семидесятых мы ускоряемся по полной программе. Там самое трудное. Там сидят отмороженные. Беглые уголовники, наркомафия и так далее. Чаще всего наши пропадают именно на семидесятых. За пять литров воды пацана могут на части порезать. Выстрелов не бойся, если человек бежит по лестнице вверх – в него почти невозможно попасть. Максимум – срикошетит от стены или от перил. Держись ближе к стене, при повороте с марша на марш отталкивайся плечом и бедром. Следи за дыханием. Хуже всего – если засада. Сейчас есть популярная новинка, какой-то гад изобрел: натянут, суки, нить из нановолокна поперек марша – и ждут. Нитку глазом не видно, толщина – десять микрон, а выдерживает она десять тонн веса. Бежишь – и вдруг тебя пополам перерезает, ноги налево, руки направо… Или, если нитка на уровне шеи, голова падает, а сам ты дальше побежал, навроде курицы… Но это я так, страсти нагоняю. У нас тут народец дремучий, я не слышал, чтоб кто-то на нитку напоролся. Вот «Федерация» – это душегубка, там в прошлом году пятеро на нитку попали. Одного вообще на пятьдесят кусков развалило…

Глеб замолчал, включил фонарь, посветил в лицо Денису. Хочет понять, испуган я или нет, подумал Денис и заслонился ладонью.

– Пройдем семидесятые – можно расслабиться. Дальше до самого верха безопасно. Только на восемьдесят шестом будет проблема, там один марш взорван. Кто-то с кем-то воевал. Когда траву сожрали и начался реальный голод, люди обвинили во всем китайцев и пошли громить сотые этажи. Китайцы, понятно, сбежали, но не все, кто не успел – защищался. Я несколько раз ходил на «Чкалов» – там все уровни выше девяностого сожжены дотла. Был такой Виктор Саблезуев, захватил милицейский вертолет, целый день летал и ракетами пентхаусы расстреливал. Пока его не сбили…

– Знаю, – сказал Денис. – Слышал. Только он не захватывал вертолет. Он сам был офицер милиции.

– Не важно. Короче говоря, сейчас выше семьдесят восьмого никого и ничего нет. Только свои пацаны. У многих наших там склады и тайники. В районе девяностых.

– А у тебя есть тайник?

– Есть, – сказал Глеб. – И не один. И тайники есть, и схроны. Но это не твое дело. Готов?

– Готов.

– Тогда пошли.

Ноги надо ставить правильно. Шагать не вразвалку, а строго по прямой, чтобы плечи не ходили вправо-влево и не расходовались лишние силы. Хотя сначала может показаться, что вразвалку – легче и проще. Корпус надо немного наклонить, чтобы рюкзак отягощал всю плоскость спины, а не только плечи. Следить за мышцами: переработает икра или бедро – будет судорога. Правая рука вовсю работает: хватает перила, тянет корпус вверх. У Глеба правая рука вдвое сильнее левой, и если драка – он только правой действует или – если один против нескольких – ногами; а ноги у него – как у лошади, каменное мясо, сила бешеная, взрывная, ударит в грудь – человек в воздух поднимается и на пять метров летит. А потом полчаса лежит, думает.

Денис выше Глеба, и плотнее, и плечи шире, и кости длиннее. Перед сегодняшней доставкой – первым реальным делом – Денис четыре месяца тренировался, и норму – полторы тысячи ступеней за десять минут с грузом в пятнадцать килограммов – выполняет легко. Но все равно против Глеба Студеникина он маленький мальчик.

На разных этажах лестница выглядела разно, и мусор был разный, и грязь, и пыль. Жестянки из-под напитков, кучи старых фекалий, обломки мебели исчезли после пятидесятого уровня, дальше было чище и свежее, а бытовой мусор и вовсе пропал – видимо, на большой высоте умели приспосабливать в хозяйство даже самое мелкое барахло. Двери на этажи почти все или были распахнуты настежь, или вообще отсутствовали, за черными проемами угадывались гулкие залы, оттуда тянуло ветром, то теплым, то ледяным; Денис замечал пятна света или ловил запахи жилья; минимум дважды донеслась музыка. Башня была обитаема, тут везде жили, и на опасном семьдесят третьем они с Глебом поочередно наступили в дерьмо отнюдь не древнее, а отменной первой свежести. Метались тени, звучали голоса, и даже счастливый женский хохот, на опаснейшем семьдесят седьмом. Дом был слишком огромен, чтобы не иметь обитателей, живущих хоть и скрытно, но вполне полноценно, и Денис лишний раз получил подтверждение недавно посетившей его догадки: количество людей, желающих жить «не как все», – велико. Возможно, тех, кто не хочет жить «как все», даже больше, чем тех, кто хочет.

Глеб Студеникин не желал быть «как все». Он далеко зашел в своем презрении к тем, кто живет «как все». За это Денис был почти готов простить своему лучшему другу даже историю с Таней.

Он сам все испортил. Познакомить свою девушку с лучшим другом – дежурная процедура, так ведь? А через месяц Таня была уже не его, Дениса, девушка. А девушка Глеба Студеникина. Вот вам и девушки. Что можно подумать про девушку Таню и про всех на свете девушек после такого случая?

Слава богу, хватило ума сразу все понять и не выяснять отношения. Таня, кстати, попыталась сама: пришла, тихая, красивая, нарядная, какой-то приятный шарфик на шее, а круглые белые плечи, наоборот, голые; улыбалась, гладила по бицепсу, тянулась поцеловать в щеку, что-то лепетала с изумившей Дениса стеснительностью, но суровый парень Денис сказал только: «Не надо, я все понимаю». И больше ничего. И даже дал ей завершить прощальный поцелуй, сухими губами в щеку. Очень круто было, одной фразой начать и закончить разговор. И это прикосновение губ к твердой колючей щеке, под кожей желвак сыграл, и ушам почему-то жарко стало… Круто было. Правильно. По-взрослому. Потом Денис себя уважал. А Таню, наоборот, немного перестал уважать. Зачем нарядилась, как романтическая какая-нибудь Ассоль, если пришла сказать, что все кончено? Надела бы телогрейку, косынку, сапоги кирзовые, не так было бы обидно.

А Глеб – тот ничего ему не сказал, вообще. На то он и Глеб Студеникин: поманил девчонку пальцем – и она побежала. А тому, от кого убежала – лучшему другу, – только в глаза посмотрел, без выражения. Мол, ничего личного. Самка выбрала лучшего самца, любовь зла, сердцу не прикажешь, и все такое.

На восемьдесят восьмом остановились отдышаться и попить.

– А этот клиент… – спросил Денис, – он кто?

– Не знаю, – ответил Глеб. – И знать не хочу. Знаю, что у него денег – валом, и звать его Постник. То ли прозвище, то ли фамилия… Но у таких каждый год новая фамилия. Вообще, про клиента у нас говорить не принято. Даже среди своих пацанов. Мало ли по какой причине человек на сотый этаж забрался? И вниз не хочет. Может, он в десяти странах к смертной казни приговорен… Или просто людей ненавидит. Одно могу сказать – таких, как он, много и все они сумасшедшие. Так что – когда дойдем, ничему не удивляйся…

– А откуда у него деньги?

– Слышь, – печально сказал Глеб. – Если взялся за рюкзак – о таких вещах никого никогда не спрашивай. Понял, да?

– Да.

Глеб пил, как спортсмен: набирал в рот, смачивал горло и выплевывал. На пыльном полу вода скатывалась в мелкие шарики.

– Говорят, – неохотно продолжил он, – до искоренения Постник был очень богатый, и этаж, где он сейчас сидит – девяносто первый, – это был его этаж. Собственный. То есть ты понял, да? Он всегда там жил. Верхние уровни обесточили, а он не захотел спускаться. Сам знаешь, когда башни расселяли – много чего случилось. Народ помельче, обыватели – сразу послушно спустились, со своих тридцатых и сороковых. А вот те, кто жил от шестидесятого и выше, кто своим трудом наверх пробился, – с ними была проблема. Многие не поверили, что башни отключат. Представь – всю жизнь работать ради светлой квартиры, в двенадцать комнат, на семьдесят пятом, и вдруг тебе говорят – выходи, живи как все, на десятом, в коммуналке, с пятью соседями… У многих в голове не укладывалось. Люди сидели до последнего. Сами себе воду таскали, дровами топили, при свечах жили…