День чёрной собаки - Вадим Панов Страница 3

Впоследствии все отмечали невероятную выдержку, проявленную полицейскими внестандартной, мягко говоря, ситуации, которую очень трудно было спрогнозировать: стоило крышке багажника открыться, какна свободу вырвалась стая потревоженных летучих мышей. Какпоказалось ошарашенным патрульным– огромная стая. Летучие мыши замельтешили перед глазами, заставили ошарашенных инспекторов отступить, нопри этом никто изних даже неподумал выстрелить.

Новсе, разумеется, выругались. Кто-то коротко, кто-то– замысловато, новсе– громко. Иих поддержали ошарашенные необычным зрелищем водители проезжающих автомобилей. Одинизкоторых зазевался настолько, чтоедва невъехал вбагажник притормозивших «Жигулей». Ив самом деле– вМоскве нечасто увидишь вылетающую избагажника автомобиля стаю летучих мышей.

Когдаже крылатые твари растворились влетнем небе, полицейские медленно приблизились кBMW изаглянули вбагажник. Итот изних, который стоял слева, посмотрел наТеряева игромко сообщил:

–Вызывай бригаду– здесь труп.

Второй полицейский сплюнул ивыругался, напарник Теряева достал рацию, аПирожкову стало плохо.

* * *

Впоследнее время Феликса Вербина стало тянуть домой…

Нет, оннепревратился вдомоседа илипока непревратился. Нет, оннесделал всвоей квартире роскошный ремонт, наполнив её «всем необходимым дляжизни икомфорта», начиная отсовременных кухонных устройств изаканчивая сауной изимним садом,– такой квартиры унего никогда небудет. Нет, Феликса неперевели на«удалёнку»– немогли перевести, поскольку старший оперуполномоченный поособо важным делам нев состоянии делать свою работу, сидя закомпьютером. Или– только закомпьютером. Ион неразлюбил свою работу ипродолжал судовольствием ходить «вполе», ноего стало тянуть домой. По-настоящему тянуть, ане потому что устал инужно упасть вкровать икак следует выспаться. Аперед сном поесть, если, конечно, вхолодильнике что-нибудь отыщется, ипринять душ. Еслибудет время– потупить перед телевизором иперед нимже заснуть. Илипровести ночь сженщиной.

Раньше, когда квартира являлась местом дляэтих идругих обыденных дел, Феликса домой нетянуло. Онпросто приезжал познакомому сдетства адресу, мылся, ел, тупил перед телевизором илиза компьютером ипадал вкровать, неиспытывая никаких особенных чувств кместу обитания. Идаже магия родного дома– ведь когда-то именно сюда привезли завёрнутого впелёнки Вербина– перестала работать после смерти родителей. Несразу, ноперестала. Домстал длянего чем-то вроде гостиничного номера, затем лишь исключением, чтоуборка невходила вквартплату, иеслибы вПетрах ^[1] ему отвели отдельную комнату сдушем, Феликс низа что несталбы тратить время надорогу. Даженаочень короткую.

Нокомнату наработе ему никто выделять несобирался ина протяжении многих лет Вербин возвращался вквартиру, какв гостиничный номер, нев дом, ав его подобие. Нотеперь всё поменялось.

Вот уже год Вербина тянуло домой.

Ведь дома его ждала Криденс. Еслинет– Феликс заезжал заней вбар «Грязные небеса», благо он, Петры иквартира располагались недалеко друг отдруга. Барводин зал, нодовольно большой, отделанный благородным тёмным деревом, выглядящий «намиллион долларов», нос адекватными ценами; расположенный натихой улице, новсегда заполненный повечерам. Бар, надглавной стойкой которого висела доска свырезанным изречением Публия Сира: «Contra felicem vix deus vires habet» ^[2]. Бар, вкотором его знали все, начиная отадминистратора Кати, скоторой Феликс обменялся поцелуями удверей, изаканчивая здоровенным чёрным котом Баем, ради которого Криденс распорядилась снять верхнюю декоративную доску стойки, чтобы Бай, когда ему того хотелось, могбродить подсамым потолком иоттуда таращиться напосетителей.

Войдя внутрь, Вербин машинально посмотрел наверх, заметил зелёные глаза Бая иедва заметно улыбнулся.

–Лекс, привет! Тысегодня рано.– Криденс подошла сзади, положила правую руку наплечо Феликса, акогда он повернулся– поднялась нацыпочки ипоцеловала мужчину вгубы.– Илипросто забежал?

–Надеюсь, сегодня действительно рано– мнепообещали свободный вечер,– ответил Вербин, раздумывая, непоцеловатьли Криденс ещё раз, крепче, носдержался.

–Какие планы?

–Моипланы –ты.

Обэтом Криденс знала, ноодно дело знать исовсем другое– слышать, какмужчина произносит эти слова. Произносит снова иснова. Произносит, глядя вглаза. Слышать, иулыбаться, понимая, чтомужчина говорит искренне.

–Яосвобожусь через час, нераньше,– извиняющимся тоном произнесла Криденс.– Сейчас приедут люди, скоторыми обязательно нужно поговорить.

–Поставщики?

–Да.

–Яподожду.

–Спасибо.

–Акак иначе?– Криденс кивнула, собралась отойти, однако Феликс слишком хорошо её знал, чтобы неуловить лёгкую грусть вголосе иудержал подругу заталию.– Что-то нетак?

Она помолчала, азатем легко улыбнулась:

–Никогда непривыкну ктому, каклегко ты меня читаешь.

–Ятебя нечитаю, Кри, ятебя чувствую. Иты привыкнешь.

–Ужепривыкла. Просто иногда… Иногда ты оказываешься слишком проницательным.

–Просто иногда мои вопросы оказываются неожиданными.

–Илитак.– Криденс провела рукой пощеке Вербина.– Сомной всё впорядке, милый, авот Прохор места себе ненаходит. Дажеотсэндвича отказался.

–Ичто он делает?

–Бросил сэндвич вмусор, побродил подвору, похныкал иушёл.

–Понятно.

–Язнаю, какты кэтому относишься…– начала было девушка, однако Феликс недал ей договорить:

–Язнаю, какк этому относишься ты, Кри, итолько это имеет значение.

Вербин неверил вприметы, карточные гадания иастрологические прогнозы. Жизнь ипрофессия сделали его человеком практичным, сизрядной долей цинизма, научили полагаться нафакты, итолько нафакты, ипотому интерес, который Криденс проявляла кмистическим совпадениям, предсказаниям ипрочей магии, вызывал уФеликса недоумение. Ксчастью, еёувлечение протекало влёгкой форме, безличных экстрасенсов ипостоянных походов кастрологу. Нов «знаки» девушка верила.

Чтоже касается Прохора, онбыл классическим московским юродивым. Небомжом илибродягой, аименно юродивым– так, едва взглянув, назвала его Криденс, ивсе снею согласились.

Юродивый.

Зимой илетом водних итехже обносках, словно незамечая смены времён года; то замыкающийся всебе, тоговорящий совсеми сразу; немытый, нечёсаный, абсолютно неопределённого возраста; седой каклунь Прохор бродил поМоскве, раздражая богатых понаехавших, несколько раз исчезал, оказываясь поих доносам то впсихушке, товполицейском «обезьяннике», новсякий раз возвращался наулицы– потому что дотех пор, пока вМоскве будет оставаться хоть один москвич, юродивых трогать небудут.