Убийство в Ворсхотене - Владимир Корнилов Страница 29

— А ты думаешь, Абрамов сам на галстучке своем удавился или к нему таки «доступились»?

— Да «доступились», конеш… Но это не «наши».

— Вот как. А чьи же?

— Да ты шо, новостей не смотрел? У него охрана была сплошь из «Моссада», весь бизнес был в Израиле, — Малыш сделал ударение на втором «и». — Он как раз собирался лететь туда, шоб с кого-то деньгу какую-то сбить. Последним, кто его видел, был снова-таки «моссадовец», он же и обнаружил шефа на галстучке этом. Ага, «обнаружил», как же… И самое веселое, обрати внимание, все обсуждают версию «наших», самоубийства, прочую мутотень, а нигде самая очевидная версия даже не звучит! Во они контролируют прэссу, а!

Малыш снова залпом выпил принесенную водку и совсем распалился:

— Сволочи! — стукнул он кулаком по столу, испугав соседний столик.

— Кто сволочи? — Лазарев начал уже опасаться, что разговор о миссии в Брюсселе придется отложить — настолько Малышев выглядел захмелевшим и терявшим контроль над собой.

— Да все сволочи! — сквозь зубы произнес гигант. — Как они могли нас кинуть так, а? Вот скажи, тебе не обидно было, когда тебя в 90-е вышвырнули на улицу, как ненужную ветошь какую-то, как… — Малыш долго подбирал слово, но потом махнул рукой и опрокинул стакан, к удивлению обнаружив, что тот уже пуст.

Он выглядел совсем мрачным, было такое впечатление, что он с кем-то мысленно продолжает дискуссию — он качал и кивал головой, делая какие-то жесты рукой, как будто бы разговаривает. Затем он сделал заключение:

— Не, Россия — всё. Это пройденная страница моей биографии. Я ей ничего не должен, и она мне ничо больше не должна. Рожу сейчас парочку голландцев от моей малюкашки или от кого-нибудь еще — и осяду тут навсегда. Шо мне до той России?

— Ну, не знаю «шо». Скажем, патриотизм, память о детстве, о «ветле под окном», о…

— Ой, я тя умоляю! Какой на хрен патриотизм!.. — с вызовом выдохнул Малыш и вдруг резко замолчал, осунулся, опустил плечи и уставился в стол. — Ты мне коробку конфет не принес?

— Что?! — Лазарев был откровенно обескуражен.

— Ты что, думаешь, что я вообще полный дебил? — Малыш совершенно изменил манеру разговора, вдруг куда-то делись вся его бравада, пропали замашки «братвы» и даже хмель. — Ты думаешь, я не знаю, что это за место такое? Я ведь в свое время, поступая на службу в спецназ, был… этим… как его… энтузиастом своего дела. Глаза мои горели. Я глотал книги по истории спецслужб, Конторы, секретных операций. И когда впервые попал сюда, в Роттердам, сразу пошел посмотреть на этот отель и на этот ресторан. Ты думаешь, я не знаю, что Судоплатов именно тут вручил коробку конфет этому… ну, бандеровцу!

— Коновальцу, — уточнил Лазарев. Он был приятно удивлен, не ожидая таких исторических познаний от Малыша. — Правда, вряд ли его можно назвать «бандеровцем», это Бандера был тогда скорее «коновальщиком». Или «коновалом»?

— Да один хрен!.. Когда я увидел, что ты меня зовешь именно сюда, я был уже уверен, что тебя из Москвы послали и мне коробочку «судоплатовских» конфеток вручить.

«Так вот зачем ему бронежилет!» — подумал Лазарев. Им обоим явно стало легче.

— Не переживай, никто меня не посылал, — успокоил Малыша Владимир. — Я тоже люблю это место и тоже, приехав в Роттердам впервые, направился именно сюда, на места «боевой славы». С тех пор просто люблю здесь бывать, и все тут. Так что в следующий раз бронежилет на нашу встречу можешь на напяливать — уж меня точно не выберут для такой миссии. Я не по этим делам.

— Говори, что мне нужно делать, — совершенно трезвым голосом сказал Малыш, даже забывший о своем южнорусском говоре.

— Бери своих «чувачков», как ты изволил выразиться. И езжайте в Брюссель. Прошерсти там своих знакомых и незнакомых чеченцев, джихадистов и попробуй достать этого Умара из-под земли. Сегодня можете этим заняться?

— Сколько?

— Сейчас дам 20 тысяч тебе и по 10 твоим обоим «чувачкам». По окончании дела — столько же.

— Это несерьезно, это копейки. За такое мы в пекло не полезем. Я сейчас неплохо зарабатываю, чтобы рисковать за такую сумму.

— Ну, во-первых, у меня сейчас с собой все равно только сорок аванса, — Лазарев вытащил из сумки и положил на стол большой конверт, на который не мигая уставился Малыш («Неужто опять думает, что это «судоплатовская» посылка?» — подумал Владимир). — А во-вторых, Сергей, я знаю, что ты сейчас на мели. И знаю, насколько прижимист Ивахненко — вы с него и лишней копейки не выдавите. Поэтому не бахвалься, а бери деньги. Так уж и быть, если дело будет успешным, я тебе еще «червончик» сверху накину по окончании операции. Но на большее не рассчитывай. Тем более что мы оба не знаем, достанешь ты этого Умара или не достанешь.

— Достану, куда он денется! Если он еще жив, — уверенно произнес Малыш, стараясь запихнуть конверт во внутренний карман его курточки (он уже заглянул внутрь и был явно обрадован увиденными купюрами или, наоборот, не увиденными там конфетами). — Так каковы действия? Я сейчас хватаю братву, едем в Моленбек, шерстим всех «чехов» (у меня там в албанской мафии есть кореша, они мне с удовольствием помогут, если это против чеченов), находим Умара и звоним тебе? План таков?

— Ну, почти. За исключением того, что мне звонить будет некуда — я на дно сейчас залягу. Я завтра в течение первой половины дня сам буду занят одной операцией. А мы можем договориться о встрече в конкретное время, в конкретном месте. Скажем, в восемь вечера. Где там в Моленбеке лучше встречаться-то, чтобы неприметно было?

— Ха, да в Моленбеке любой «белый» сразу приметен, — осклабился Малыш. — Давай лучше где-то в центре Брусселя. Шо там у нас есть? Ссущий хлопчик, например?

— O-кей, хлопчик так хлопчик. В общем, в восемь вечера у «Пис-боя». Только кровь из носу! Заметано?

— Да зуб даю! — поблекшая было бравада уже вернулась к Малышу. Выпиравший конверт во внутреннем кармане куртки как будто бы вернул ему былую уверенность и оптимистичный настрой.

Опрокинув еще по водке, знакомые расстались. На улице было довольно тепло (то ли действительно потеплело, то ли это действовала водка), сквозь густые облака время от времени проглядывало еще довольно высоко висевшее солнце…

К своему дому Лазарев добрался ближе к восьми вечера. Облачка только начали предзакатно розоветь, но вокруг дворца уже зажглись фонари. Проходя их, Владимир заметил, что за ним следят теперь двое. Ни утреннего «туриста», ни кого-то из бандитов, виденных им в лесу, среди этой пары не было. Оба стояли чуть поодаль, в тени: один у уродливого памятника толстой королеве Вильгельмине (Лазарев всегда считал, что авторы монумента должны были очень не любить монархиню, чтобы соорудить подобное), второй — поближе к Готическому залу. Но оба явно были связаны друг с другом, так как все время переглядывались, кивая в сторону Лазарева. Хорошо рассмотреть их Владимир не мог, но был уверен, что оба они смуглые, то ли кавказского, то ли арабского вида (вполне возможно, что те самые, кого он видел в Ворсхотене). Проверять это смысла особого не было. Если за ним уже наблюдают парни AIVD или ЦРУ, то попытка открытого контакта с представителями убийц только выведет спецслужбы на Умара и его бригаду, а этого разведчик допустить не мог. Он должен был опередить спецслужбы.