По ее следам - Т. Р. Ричмонд Страница 29

На часах восемнадцать минут пятого, а я не могу заснуть.

Новый город, новая работа, новые соседи. Будто снова оказалась в университете на первом курсе. Жизнь похожа на огромную игру в «Змеи и лестницы»: сначала взбираешься на верхнюю ступеньку лестницы, а потом кубарем катишься по змеиной спине!

Ночи – это в большинстве своем змеи. Надо придерживаться правила: никаких записей после одиннадцати вечера.

На улице вечно крутится лис. Самец, большой и потрепанный, как старая кукла. Ему, наверное, одиноко среди мусорных контейнеров и машин, хочется побегать по траве – хоть самую малость. Надеюсь, лис найдет себе подружку. Хотя, если слух меня не подводит, он уже собрал целый гарем, шалуни-и-ишка.

В Лондоне живет семь миллионов человек, а я страдаю от одиночества. Разве так бывает? Наблюдаю за пассажирами в электричках: узкие джинсы, большие очки, журнал «Метро» или бесконечные эсэмэски, из наушников доносится Диззи Раскал или «Kaiser Chiefs» – у каждого своя судьба, свой мир. Прислушиваюсь к разговорам, собираю истории чужой жизни по обрывкам фраз.

«Ты слишком много рефлексируешь», – как-то сказала мне Мег. Именно этим я сейчас и занимаюсь. Наблюдаю за лисом в саду – точнее, на крошечной бетонной площадке, которую мы делим с соседкой по прозвищу Вроде Мама, живущей на первом этаже (мы так и не решили, беременна она или нет), и польским семейством с верхнего этажа (их мы называем Где-Мусоровоз – дальше этой темы беседа не продвинулась).

Я уже взрослая девочка, но продолжаю себя удивлять. Встречаюсь глазами с отражением в зеркале и думаю: Алиса, какого черта? Наивным подростком я клялась себе, что не стану пробовать наркотики, не залезу в долги и никогда никого не подведу. Жизнь распорядилась иначе. Страшно подумать, я даже татуировку себе сделала – незаметную, но если родители узнают, то случится страшный скандал. Клялась, что не позволю парням морочить мне голову, а в итоге переписываюсь с Беном. Этот паразит без приглашения явился в Корби на мой день рождения.

– С кем-нибудь встречаешься? – спросил он без особого интереса, свалившись мне на голову.

– Нет. А ты?

– Ничего серьезного. – В словах Бена звучала привычная беззаботность. – Помнишь, как мы стояли на Pont des Arts? – Он произнес название моста как настоящий парижанин. – Это был особенный день.

– Я не собираюсь с тобой спать.

– Посмотрим.

– Я серьезно.

– Ты не возражала, когда я угощал тебя в баре.

– Не надо, Бен. Давай расстанемся друзьями. Докажем, что у нас получится.

Он положил руку мне на колено.

– Я все еще схожу по тебе с ума.

– Неправда. Тебя сводит с ума абстрактный образ, а девушка тебе не нужна. Убери руку, пожалуйста.

Наши отношения – будто игра в очко, и Бен продолжает упрямо набирать карты. Знает, что получит перебор, но все равно продолжает, просто потому что не умеет иначе. И этот парень вскружил мне голову! Стыдно вестись на такое, Алиса; Мег всегда говорила, что он редкая дрянь.

Ладонь Бена скользнула выше.

– Ну, а теперь что скажешь? Нравится ведь?

– Руку убери.

– Да ты просто динамщица, Лисса. Дразнишь, а не даешь.

Я залепила ему пощечину. Резко, со всей силы – никогда никого не била раньше – и прикусила язык, чтобы не начать извиняться. На левой скуле Бена разгоралось алое пятно.

– Она от меня без ума, – смеясь, пояснил он мужчине за соседним столиком, а потом повернулся ко мне. – Мы с тобой еще проведем ночь вместе. Обязательно проведем.

Я ушла. Бен остался в баре.

Это местечко понравилось мне сразу, как только объявление попалось на глаза.

«Светлая комната, вечером солнце заглядывает прямо в окно» – гласило описание, и три часа спустя я пила кофе с Алексом и Софи.

– Нам нужен сосед, с которым можно найти общий язык, – сказал он.

– Но если не получится подыскать такого, то подойдет любой, лишь бы не серийный убийца, – добавила она.

Мне показали комнату. Солнце и вправду заглядывало в окно.

– Когда можно перевезти вещи? – спросила я.

Сейчас солнца не видно.

А лис все еще бродит под окнами. Буду звать его Ржавый. Ржавчик. Новое слово дня. Я хотела его подкормить, но Софи говорит, что лисицы кусаются и у них бывают блохи, так что извини, дружок, я тебе не помощник; зато нам можно побеседовать по душам.

Разглядываю себя в зеркале. Отражение по-прежнему кажется совершенно чужим: незнакомое, странное тело, которое я повсюду ношу за собой, которое повсюду носит меня. Прикасаюсь к волосам, лицу, бедрам. Провожу пальцем по тонкому шраму на запястье. Мне страшно: женщина, смотрящая на меня из зеркала, способна на немыслимые поступки.

Иногда я себя удивляю – не только в дурном смысле. Никогда бы не подумала, что смогу прийти на заседание суда и выслушать приговор, который вынесли тому подонку за нападение на старушку; я помогла упрятать его за решетку и даже глазом не моргнула, когда этот мерзавец послал мне воздушный поцелуй. Или вот, например: однажды на работе мне пришлось выступать с презентацией перед начальством, и я ничего не перепутала («Думай, прежде чем говорить, малек», – повторял папа), даже шпаргалки не пригодились; в конце все захлопали – серьезно, они хлопали, и никто надо мной не смеялся.

Кажется, я опять разыгрываю трагедию. Папа в шутку называл меня «звездой сцены», однако потом я увлеклась танцами, и он сказал, что я, пожалуй, больше похожа на звезду танцпола; мне нравилось танцевать для него, я все еще люблю танцы – жгуче, страстно, безгранично!

Ладно, это мелочи. У многих бывает бессонница – у мамы тоже. Она мне как-то рассказывала. Говорила, что в молодости на нее иногда находило такое настроение, жизнь казалась бессмысленной – слишком блеклой, слишком яркой, слишком оглушительной. «Если с тобой такое случится, обязательно поговори со мной, – сказала мама. – Пообещай, Алиса».

Нужно смотреть в глаза своим чудовищам, говорила мама.

Мне повезло. У меня не так уж много чудовищ. И только одному из них я до сих пор не осмелилась посмотреть в глаза. Старому Крекеру.

– Я тут встретила твоего приятеля. – Я позвонила маме после антропологической вечеринки и попыталась выяснить хоть какие-нибудь подробности. – Профессора Кука. Что он за человек?

– От него одни беды, Алиса. Лучше не связываться.

Следующие три года мне удавалось избегать профессора, несмотря на все его неловкие заискивания. Однажды вечером я возвращалась из клуба – разгоряченная, отчаянная, смелая – и решила сделать небольшой крюк, пройти мимо его офиса; любопытство и желание узнать, что случилось, постепенно пересилили стремление забыть о той ночи; мне хотелось бросить вызов старому пню, высказать ему все в лицо. Он сидел за рабочим столом и бездумно таращился в окно; мистер Пес, когда просился на улицу, обычно замирал у двери с точно таким же видом. Захотелось постучать по стеклу – проверить, жив ли. А потом я вспомнила его руки и снова сбежала…