Считать виновной - Тесс Герритсен Страница 28

Они молча огляделись, после чего Чейз, не говоря ни слова, быстро прошел в кухню.

Миранда последовала за ним. Здесь все было в порядке. Кастрюльки и сковородки висели на крючках, емкости с мукой, крупами и сахаром аккуратно выстроились на полке над разделочным столом.

Чейз взбежал по ступенькам на второй этаж. Миранда не отставала. Сначала заглянули в гостевую спальню – вроде бы все в порядке. Чейз быстро проверил ящики комода, пошарил по полкам встроенного шкафа.

– Что вы ищете?

Он не ответил, вышел в коридор, повернул к главной спальне.

Двойные окна с кружевными занавесками открывали вид на море. На широкой кровати лежало кремовое покрывало. В неподвижном, нагревшемся за день воздухе лениво плавали пылинки.

– Похоже, эту комнату тоже не тронули, – заметила Миранда.

Чейз шагнул к туалетному столику, поднял серебряную щетку, положил.

– Вроде бы нет.

– Но что здесь происходит?

Он огляделся, бессильно развел руками:

– Не понимаю. Картины остались на стенах. Мебель…

– Ничего не пропало?

– Ничего ценного. По крайней мере, ничего такого, на что позарился бы обычный вор. – Он выдвинул ящик комода, перебрал содержимое. Задвинул. Выдвинул второй. Постоял. Потом поднял дамские трусики – пара полосок черного шелка и кружев. За трусиками последовал бюстгальтер, явно из той же компании.

Чейз оглянулся. Взгляд его не выражал ничего, но за этой бесстрастностью скрывалось многое.

– Ваше?

– Я же говорила, что никогда раньше здесь не бывала. Должно быть, Эвелины.

Он покачал головой:

– Не думаю.

– Откуда вы знаете?

– Эвелина сюда не приходит. Как она сама утверждает, не переносит жизнь на природе.

– Ну и не мои тоже. Я такое не ношу.

– Здесь еще кое-что есть. Может, узнаете. Миранда пошла к комоду, взяла изумрудно-зеленый с кремовыми вставками бюстгальтер.

– Этот явно не мой.

– Почему?

– Размер. Этот – 36С, а мой… – Она смущенно откашлялась. – Не такой большой.

– А…

Миранда торопливо отвернулась, чтобы не дать ему повода произвести визуальное сравнение. Впрочем, разве он уже не видел то, что хотел увидеть? Глаза-то у него есть.

Слишком многое замечает, подумала она, глядя в окно и дожидаясь, пока сердце перестанет прыгать. Солнце опускалось за верхушки деревьев, и тени тянулись к дому. Долгий летний закат. На склоне вот-вот появятся светлячки, в траве застрекочут цикады. Повеет прохладой. Даже в августе вечерами с моря тянуло холодком. Она поежилась и обхватила себя за плечи.

Он подошел тихо, осторожно. Она не слышала шагов, но, не оглядываясь, поняла – Чейз за спиной.

Он стоял так близко, что чувствовал запах ее волос – чистый, глубокий, пьянящий. Гаснущий свет уходящего дня придавал им чудесный каштановый оттенок. Хотелось протянуть руку и зарыться пальцами в эти шелковистые пряди, прижаться к ним лицом, ощутить их пружинистую мягкость…

Нет… нет…

Он понял, что совершает ошибку, еще до того, как совершил ее, но уже не смог остановиться, не смог ничего с собой поделать.

Она поежилась под его прикосновением. Он ощутил и легчайшую дрожь, и беззвучно сорвавшийся с губ выдох.

Ладони скользнули по плечам, по прохладной, гладкой коже. Она не отстранилась. Наоборот, подалась назад, словно ища в нем опоры. Он обнял ее, заключил в теплый круг рук.

– В детстве я думал, – прошептал Чейз, – что здесь, на холме, водятся сказочные существа, что под мухоморами прячутся эльфы и феи. Я даже видел, как мелькают в сумерках их огоньки. Конечно, то были самые обычные светлячки. Но ребенок мог принимать их за что угодно. За фонари гномов или лампы драконов. Как бы мне хотелось…

– Чего бы вам хотелось?

Он вздохнул:

– Чтобы во мне осталось что-то от того мальчишки. Чтобы мы узнали друг друга тогда. До того, как все случилось. До…

– До Ричарда.

Чейз замолчал. Он знал – брат останется здесь навсегда, его жизнь и смерть будут всегда висеть над ними, как тьма надвигающейся ночи. Что может вырасти в такой тени? Дружба? Нет. Любовь? Тем более нет. Нет, то, что он чувствовал, обнимая сзади эту хрупкую, дрожащую женщину, скорее напоминало вожделение. Да и какого черта. Может, у нас это в крови. Может, это наше проклятие. Неудержимая тяга к отчаянным, безнадежным романам. Она была в крови моей матери. В крови брата. Неужели теперь моя очередь уступить пагубной склонности?

Миранда шевельнулась. Повернулась к нему лицом. Эти невинные глаза… эти манящие, приоткрытые губы…

Он даже не пытался устоять.

У нее был запах лета, тепла, сладкого цветочного меда. Их губы едва встретились, а он уже жаждал большего, как будто отведал волшебного нектара и теперь не мог жить без него. Пальцы запутались в шелковых нитях ее волос. Он услышал ее тихое «пожалуйста» и интерпретировал его как «еще». Лишь когда она повторила громче и требовательнее «Нет, Чейз, нет», он опустил руки и отступил.