Дочь лодочника - Энди Дэвидсон Страница 28

Девочка открыла рот, чтобы закричать, но не сумела издать ни звука.

Облако пепла вырвалось из ее горла и разъяренным роем расплылось среди стропил.

Миранда распахнула глаза и увидела в посеребренном стекле, что стены бани растворяются в белизне, заливая всю комнату слепящим светом.

Из пара прошаркал банник.

Это был демон, отвратительный, уродливый и маленький, как гоблин. От черепа до пояса на нем пламенела растрепанная грива волос. Над бородой торчали острые скулы. Глаза – две красные щелочки на древнем кожистом лице, растрескавшемся в гротескной зубастой улыбке. Ветвеподобные пальцы демона, казалось, поддерживали улыбку, будто ее можно было открепить от лица. Это была не ухмылка, а кривая пила – грубый хирургический инструмент из стародавних времен, с деревянными ручками, – и банник проводил ею над девичьим телом, от туловища к ногам, где чуть выше тазобедренного сустава Искра держала свой нож.

– Сюда, – сказала старая ведьма, и банник опустил лезвие на сустав и принялся пилить.

Миранда почувствовала, как у нее сжался желудок.

Не думая, что делает, она повернулась и завопила:

– ОСТАНОВИСЬ!

Демон перескочил через дитя, оттолкнув старую ведьму в сторону. Настиг Миранду в три прыжка и врезался в нее, сомкнув короткие сильные ноги вокруг ее талии. Миранда, не успев и вскрикнуть, упала на плетеный стул, и банник прижал ее к полу, придавив своим весом. Длинные острые когти сжали ей горло. Горячее дыхание коснулось уха, рядом раздалось рычание, защелкали челюсти.

– Банник! – закричала Искра, уперев взгляд в пол и держа руки с ножом над девочкой.

– Боишься пилы? – прошипел банник.

– Прости ее, банник! – взмолилась старая ведьма.

Демон ударил Миранду в левое ухо тыльной стороной ладони. Костяшки пальцев обожгли ее, будто наждачная бумага.

– Когда сходит кожа, открывается истина! Узри то, что не должна видеть! – Его голос звучал грубо и сипло, будто был безмерно стар, вырываясь из-за черных и тонких губ. – Что ты увидишь? Секрет своей старой ведьмы, хочешь узнать?

– Закрой глаза! – крикнула Искра.

Миранда закрыла, но увидела все равно: как в темноте мелькнуло перевернутое лицо Хирама, подсвеченное снизу фонариком. Он висел над огромной широкой пастью…

Демон со смехом отпустил ее горло, а потом его тяжесть и вонь исчезли.

Миранда резко вдохнула воздух. Горло и легкие запылали. На щеках налились краснотой царапины. Она подтянулась за стойку каркаса и, окровавленная, встала перед посеребренным квадратом зеркала, прерывисто дыша.

Банник хихикнул и поднял с пола пилу, после чего уже ведьма сместила свой нож на детское бедро, и демон снова принялся пилить. Из раны повалил черный дым, отсеченная конечность поплыла, высвободившись, вверх, к стропилам, где ее поглотило облако, которое ранее вышло изо рта девушки.

И все равно – детская ножка осталась присоединена к телу. Никаких порезов на ней не было.

– Сюда, – сказала Искра, поставив нож на другую ногу.

Демон поводил пилой, и вторая ножка уплыла вверх.

Потом обе руки – от плеч. Голова отделилась чуть ниже челюсти.

Ведьмин нож направлял движения демона, пока под крышей бани не образовалось скопление конечностей, которое покачивалось, как переметы, которые натягивал в реке Малёк. Каждый обрубок извергал чернильную струю яда, и каждая струя собиралась в широкую лужу, которая разливалась по потолку.

«Там все плохое, – подумала Миранда. – С тобой тоже так было».

Она посмотрела на свою руку: там был белый шрам в месте, где ее укусила змея.

Огонь в печи отбрасывал дикие тени.

Искра убрала нож в свой передник.

Демон открыл рот и вобрал темное облако вместе с паром – оно втянулось в существо ревущим вихрем, его шум напоминал низкий лягушачий хор, который заполнил комнату. Он словно разбух у Миранды в черепе, до той степени, что забился пульсирующим ужасом, словно толстые пальцы вдавливались ей в уши, чтобы встретиться посередине, пока весь пар в комнате не был наконец поглощен и шум не стих. Тогда вспученные челюсти демона с треском захлопнулись, наступила тишина и отсеченные детские конечности растворились, превратившись в эфир в тусклом свете над скамейкой.

Воздух стоял горячий и сухой.

– Готово, – возвестила Искра дрожащим голосом.

Миранда отвернулась от зеркала.

Искра отошла от ребенка и, пошатнувшись, опустилась на колени.

Девочка за ее спиной вскочила со скамьи и встала голыми ножками на влажную землю. Затем протянула ручки и обхватила ими Искрины щеки. Она смотрела на старуху большими белыми глазами.

Миранда бросилась к старухе, но остановилась, когда девочка раскрыла рот и запела.

Девочка пела детским голоском, но он принадлежал не ей. Он был грубый и резкий от скорби, а слова, что она пела, – на гортанном языке, на котором говорила Баба. Песня же была долгой и трагичной, будто вырванная из самой пропахшей торфом земли.

Искра застыла в девичьих руках, будто завороженная; от звуков песни ее глаза вдруг наполнились слезами.