Смертельная поездка - Пи Джей Трейси Страница 28

Все трое замерли в напряженных позах, заведя глаза к потолку. Они ни секунды не размышляли о причине того, из-за чего возник этот долгий зловещий скрип, – потом целую минуту не было слышно ни звука, но им достаточно было и этого одного, чтобы понять: наверху кто-то есть.

Через несколько секунд Грейс почувствовала дуновение – детский выдох, легко коснувшийся разгоряченной кожи лица. «Движение воздуха! Движение воздуха!» – сигнализацией ревела в голове мысль.

Кто-то в доме открыл дверь в подвал.

Женщины неподвижно стояли в темном подвале, а на нити времени между тем собирались капли молчания. Грейс, обернувшись через плечо в сторону лестницы, прислушивалась, ждала. Покоящийся в ее правой руке «сиг» наливался тяжестью.

Они наверху. Мужчины с оружием, гораздо более эффективным, чем этот маленький пистолет. Стоят перед лестницей, гадают, не заскрипят ли под их весом деревянные ступени, прислушиваются, не донесется ли снизу какого-либо звука. Готовятся к спуску.

И когда она наконец услышала его – легкий-легкий, тихий-тихий не удар даже, а звук контакта резиновой подошвы с деревом лестницы, – волна напряжения сразу схлынула.

Первый шаг.

Грейс начала поворачивать ручку…

Второй шаг.

…дальше по часовой стрелке, в абсолютной, прекрасной тишине…

Третья ступенька скрипнула – как раз тогда, когда язычок замка вышел из паза, и дверь, влекомая рукой Грейс, медленно открылась внутрь – совсем чуть-чуть, только чтобы выпустить Шарон – бесшумно, бесшумно…

Грейс не услышала следующего шага, но она точно определила момент, когда ботинок коснулся лестницы, – она почувствовала это так же ясно, как если бы он опустился не на дерево четвертой ступеньки, а ей на грудь…

Шарон проскользнула в приотворенную дверь, словно бесплотный дух. Она пригнулась и почти на четвереньках преодолела первые несколько ступеней бетонной лестницы, затем прижалась к стене. Присутствие над головой наклонной двери давило на нее невидимым грузом. За шершавую нижнюю поверхность двери зацепились несколько волосков – и покинули голову со звуком рвущейся тонкой нити.

Достигнув запредельных для себя высот грации, Энни последовала за Шарон – словно вода, которой вдруг вздумалось течь вверх. Она прижалась к стене рядом с Шарон. Каждая ее мышца стонала от напряжения.

Бесшумно примкнув к Шарон и Энни, Грейс ощутила, как тяжело совокупная масса трех их тел осела в маленьком закрытом помещении. Она повернулась и осторожно закрыла дверь. Сколько ступеней они прошли? Может, они уже внизу, на земляном полу? Уже видят дверь? Стиснув зубы, она начала по миллиметру отпускать ручку, чтобы язычок замка снова вошел в паз.

И услышала их с другой стороны двери.

Шарон мгновенно вскинула руки и прижала их к наклонной двери над головой. С другой стороны вертикальной подвальной двери слышались голоса – кто-то разговаривал, не опасаясь больше выдать себя. Очевидно, они решили, что в здании никого нет. Она не могла различить слова в неровном бормотании, заглушаемом тяжелой деревянной дверью. Глупцы. Глупцы, глупцы. Они не посмотрели за дверью номер два. Пока не посмотрели. Напрягая мышцы живота, она подняла дверь на дюйм, потом еще на дюйм, и еще.

Когда ломоть наружного воздуха проник в косой колодец лестницы, Энни подняла глаза, затем выпрямилась и высунула голову в ночь. «Глупо, – подумала она. – А что ты будешь делать, если здесь кто-нибудь есть? Нырнешь обратно и загадаешь, кто найдет тебя первым – ребята снизу или ребята сверху?» Теперь торопясь, она преодолела оставшиеся ступеньки и, развернувшись, придержала тяжелую дверь, пока выбирались Шарон и Грейс. Разделив вес двери на троих, они осторожно опустили ее на место. Она бесшумно успокоилась в своей раме. Не успели они распрямиться, как услышали, как открылась внутренняя дверь, и низкий голос, отделенный от их ушей всего тремя футами пространства и деревянной крышкой и потому ясно различимый, сказал:

– Пошли. Выйдем этим путем.

Он еще не договорил, а они уже бежали – неслышно, с пятки – и были уже на середине двора, держа курс на угол дома. Едва они успели нырнуть за угол и прижаться спиной к стене, как внешняя противоштормовая дверь начала подниматься, тяжело поворачиваясь на петлях.

– Ну и что теперь, бензоколонка? – Мужской голос переплыл двор по безмолвному воздуху, змеей завернул за угол и пригвоздил женщин к стене.

– А потом кафе… – Голоса зазвучали тише, свидетельствуя о том, что их владельцы развернулись и идут через двор в противоположном направлении.

Еще несколько секунд женщины не отрывали спин от стены дома, всматривались в темноту, прислушивались, ждали, пока сердце перестанет выпрыгивать из груди.

Глаза Грейс были широко раскрыты, но она не видела ни зги. Где-нибудь на открытом месте луна, наверное, заливала землю своим бледно-желтым светом, но она не поднялась еще настолько, чтобы заглянуть в окруженную лесом проплешину, в которой лежал этот городок. Насколько знала Грейс, такой глубокий мрак – обычное явление вдали от больших городов, окрашивающих розовым свечением ночное небо, но в то же время такая глубокая тишина – вовсе не норма.

Ни сонной воркотни птиц, ни кваканья лягушек, ни даже писка комаров.

Постепенно ее глаза адаптировались к темноте, и ее сплошное поле начало распадаться на куски, обладающие вполне определенными очертаниями. Прямо напротив них вдоль дома шла живая изгородь из старых, практически непроходимых кустов сирени, доходящая до задней стены кафе и дальше – до неглубокой придорожной канавы. Они тихо перебежали через покрытое травой открытое пространство и нырнули в чернильную тень живой изгороди, затем дюйм за дюймом – только бы не обнаружить себя – подобрались к шоссе на расстояние нескольких ярдов и одновременно упали в грязь.

Прямо впереди на шероховатом асфальте играл слабый отблеск звездного света. Слева, миновав нескладные абрисы зданий кафе и бензоколонки, дорога исчезала в черной пасти леса.

Справа, в том направлении, куда они собрались двигаться, граница между темным шоссе и еще более темным небом была почти неразличима, и дорога просто исчезала, перевалив через пологий холм. Ни движения. Ни звука.

Грейс обернулась налево, к Энни, увидела белый просверк на почти невидимом лице там, где полагалось быть глазам, и поползла вперед – из-под защиты сиреневой изгороди в мелкую, поросшую травой канаву. О том, чтобы пойти на риск и забрать из кафе сумочки, теперь не было и речи – оставалась только слабая надежда, что их не заметят в темноте.

Из-за полного отсутствия шумов – кроме тех, что они производили сами своим движением, – и невозможности видеть в темноте остальные чувства Грейс обострились – как бы для того, чтобы компенсировать нефункционирующие зрение и слух. Она чувствовала запах масла, которым был смазан ее пистолет, ощущала в воздухе принесенную откуда-то спереди солоноватую влагу, а вдохнув через рот, ловила языком вкус чего-то, что она описала бы словом «зелень».