Страж - Чарльз Маклин Страница 27

– Здравствуй, Мартин, – тихо сказала она. На лице у нее мелькнуло нечто вроде вялой улыбки.

На мгновение я лишился речи. Я протянул было руку, но тут же убрал ее. Барьер был уже воздвигнут. И если бы я выказал хоть малейшие признаки сердечной привязанности, она сразу же дала бы мне ясно понять, что подобный поворот дела исключен.

– Мы можем пойти куда-нибудь посидеть, – сказал я. – У нас ведь есть время?

Она кивнула.

Мы пошли в кафетерий, из которого открывался вид на весь зал. Столик стоял у самых перил – низких и с виду хрупких. Бросив взгляд вниз, я увидел, что газету, оставленную мной на стуле у входа в зал, читает человек в зеленом дождевике и в зеленой широкополой шляпе, низко надвинутой на длинное мясистое лицо. Как раз в то же мгновение он бросил взгляд на нас, и я узнал Билла Хейворта. Это было как раз в его духе – проводить ее в аэропорт, чтобы удостовериться, что она и впрямь улетит.

Но, приглядевшись, я понял, что это не Хейворт. Это был какой-то чужак, и, почувствовав мой пристальный взгляд, он резко отвел глаза и углубился в чтение газеты.

Анна сидела не поднимая глаз. Свет, падавший на ее коротко остриженную голову сзади, обрисовывал небольшой хрупкий череп. Анна выглядела испуганной и пугающе беззащитной. Мне хотелось сказать что-нибудь – что угодно, – лишь бы подбодрить ее. Сказать ей, что мне не жаль ее волос, что, лишившись их, она стала еще красивее. Но, заговорив так, я бы тем самым сказал ей, что я ее люблю, а делать этого было нельзя.

– У тебя все в порядке? И будет в порядке? – спросил я.

– Думаю, да.

– Ты уверена? А как насчет денег? Порядок?

– Да.

– Билл сказал, что твоя мать собирается встретить тебя в аэропорту.

– Если сможет. У нее болит спина.

– Выходит, ты все хорошенечко подготовила, – улыбнулся я с обескураженным видом, прибегнув к одной из наших любимых фразочек, при помощи которой я часто ее поддразнивал.

Она посмотрела на меня, не произнеся ни слова.

Я закурил и откинулся в низком металлическом кресле, пытаясь при этом избежать случайного соприкосновения наших коленей.

– Мартин, – я видел, с какой осторожностью она приступает к делу. – А у тебя все будет в порядке? Я хочу сказать, тебе ведь, наверное, нелегко жить в чужом доме. Но пока меня нет, ты ведь можешь жить у нас.

– Думаю, мне лучше пожить некоторое время там, где я сейчас. Я тут хожу к одному из дурдома...

Сказав это, я рассмеялся, чтобы облегчить переход к непростой теме.

– Знаю... – она помедлила. – Билл сказал, что это хороший специалист. Он тебе поможет.

– Хороший, – подтвердил я.

Официантка принесла кофе, и я расплатился.

Между нами стеной встало беспокойное молчание. В одно и то же мгновение мы оба потянулись за сахаром. Моя рука коснулась ее, а она торопливо отдернула свою. По тому, как она взглянула на меня, я понял, что внезапно стал для нее отвратителен. Она протянула мне конфету из красной бонбоньерки, взяла конфету сама.

Я спрятал руки под столик.

Сидя визави с нею, я подумал о том, когда нам с Анной в последний раз случилось переспать. Чуть больше недели назад, а сейчас уже само воспоминание казалось совершенно непостижимым и непредставимым.

Мы вели чисто формальную беседу – моя жена, с которой я прожил в браке шесть лет, и я.

В какие-то мгновения в разговоре мелькали отблески былой задушевности и обманчивая надежда. Мы говорили о том, что надо сделать по дому, о строительстве сарая, о том, как снизить этой зимой расходы на отопление. Мы подумали даже о Дне благодарения. Но нам обоим было понятно, что все эти разговоры ни к чему не ведут.

С того самого мгновения, как я увидел ее в зале, мне стало ясно, что у нас ничего не получится. Удивительным оказалось только то, что это не тяготило меня в столь сильной мере, как я того заранее ожидал. Так бесконечно желая встречи с нею, я полагал при самом свидании испытать куда более сильные чувства. Я был еще не в силах признаться в этом себе самому, но, строго говоря, эмоциональный фон нашей встречи был крайне слабым. И, поневоле презирая себя, я понял, что мне хочется, чтобы все это поскорее закончилось и я мог вернуться в «библиотеку».

Официантка спросила, не угодно ли нам чего-нибудь еще. Мы отказались, и она унесла чашки и быстро обмахнула столик салфеткой, которую достала из кармана передника. Я взглянул на часы на табло аэровокзала. Было пять минут первого.

Я сунул руку в карман пальто и не без труда извлек оттуда коробочку с браслетом, а затем, держа ее на коленях, снял с нее бумажный пакет. В подходящий момент, когда в разговоре возникла очередная пауза, я сказал:

– Вот, взгляни. Я понимаю, что это пустяковина, но это все, что мне удалось найти. Такие штуки приносят счастье. Тебе в дороге не помешает.

Я положил коробочку на столик. Анна не удостоила ее взглядом. Она смотрела на меня, причем так, словно боялась опустить глаза.

– Что ж, разве тебе не хочется открыть ее? – спросил я с улыбкой.

Это была белая плоская картонная коробочка – не более того, но на изумрудном мраморе столика она смотрелась очень изящно.

– Ну давай же, открой, – сказал я со смехом. – Она тебя не укусит!

Анна судорожно дернулась, словно собралась броситься с места, но в последний момент ее оставили силы. Она уставилась теперь на белую коробочку. Я подтолкнул ее по поверхности столика поближе к жене. Анна смертельно побледнела. Ее бросило в дрожь.

– Что с тобой?

– Убери это, – прошептала она хрипло. – Убери это от меня прочь.

– Как, разве ты не откроешь ее? – Я был смущен и слегка обижен ее неожиданной реакцией на мой подарок. – Это ведь... Это ведь просто...

Но я уже ни в чем не мог быть уверен. Голова у меня пошла кругом. Я и сам толком не знал, что находится в коробочке. И тут внезапно я понял, в чем дело. И понял, что именно я сотворил.

Я медленно протянул руку, взял со стола маленькую, но точную копию гроба, в котором лежали мои ребята, и, не произнеся ни слова, спрятал ее в карман.