Выжженная трава - Сергей Федоранич Страница 27

Мангиров отпирался как мог, утверждал, что не получал никаких повесток, требовал предъявить извещение с его подписью о вручении или любого другого лица, которое расписалось за него. За такой бумагой Ян и полез в свою сумку (а достал бы удавку), но в этот момент София позвонила уже в десятый раз. Очень странные люди — в эпоху бесплатных мессенджеров продолжают упорно звонить абоненту, вместо того чтобы просто написать, что произошло.

— Алло! — рявкнул Ян, уставший от вибраций на запястье.

Мангиров уставился на Яна непонимающим взглядом, но прерывать не посмел. Человек старой закалки боится представителей военкоматов.

— Ян, наконец-то я до вас дозвонилась! Симеон сбежал! Я бегу в направлении, которое показали люди на улице, но нигде не вижу его!

— Как сбежал? А где вы были?

— Мы вернулись из магазина, я пошла на кухню готовить ужин. Симеон сказал, что вынесет мусор. Куда он мог пойти выносить мусор, кроме как в мусоропровод на лестничной клетке? Он долго не возвращался, и я пошла его искать по квартире, а когда не нашла, побежала на улицу, и вот — бегу!

Все это она говорила задыхаясь, и по долетающему до Яна шуму улицы он понял, что она действительно бежит вдоль дороги.

— Где вы?

— Я бегу вдоль вашей улицы, заглядываю во дворы…

— Я знаю, где он. Скоро буду.

Ян отключился. Он улыбнулся Мангирову и сказал:

— Прошу прощения, ваши документы я, кажется, с собой не взял. В любом случае девочки из отдела кадров должны подготовить отчет, который я давно жду. Я вернусь завтра, не провожайте.

И вышел из кабинета, оставив несостоявшуюся жертву и вскочившую Наталию в полном недоумении. Он прошел мимо охраны, стараясь не делать слишком сосредоточенное лицо и не переходить на бег.

Машину вел быстро, превышая и резко перестраиваясь. Навигатор показывал тридцать пять минут езды, и Ян надеялся, что успеет доехать до парка до того, как Симеон растворится в нем навсегда. Он был уверен, что мальчишка отправился именно туда. Он не поверил Яну, что тот вернется вечером.

Сидящий внутри убийца паниковал. Он видел заказчицу в офисе, она видела его. Она знает, зачем он пришел, и удалилась подальше, наверняка обеспечивает себе алиби: села под камерами или вообще зашла к кому-нибудь на прием, чтобы свидетелей побольше. Сидит и нервничает, почему так долго не поднимается тревога.

Но также она могла выйти на улицу и увидеть, в какую машину он сел, и организовать слежку за ним. А еще это все могло быть подстроено с целью установить, где его найти. Сейчас у нее нет никаких доказательств, что он убийца, даже несмотря на то, что она знает, к кому обратилась. Сейчас ему ничего не грозит, но если слежка все же есть или кто-то запомнил, на чем он уехал, то они легко смогут выследить, куда именно — камер в городе полно. Если бы все пошло как надо, он бы исчез в канализации, машину бы бросил (она оформлена черт знает на кого в Саратове специальным дилером для таких вот рабочих целей). Если ему нужно сохранить заказ, то сейчас надо оставить где-то машину и постараться скинуть хвост (если он, конечно, есть). Раньше слежка была в виде дополнительной пары ног, теперь это цифровой глаз, который следит за всеми, а запоминает избранных. Нужно бросить машину, исчезнуть из поля зрения камер, чтобы не засветить дом, Симеона и всю ситуацию. Это возможно, но, черт возьми, совершенно нет времени.

«Это всего лишь мальчишка, — говорил внутри него Убийца, — всего лишь паренек, которого бросили родители. В детских домах таких полно. Выбирай любого, если тебе так хочется быть отцом и заботиться о ком-то. Но твоя жизнь — это не семья, не борщи и не теплый дом. Твоя жизнь — это тьма, кровь и страдание. Так позволь мальчику стать частью этого мира, позволь ему страдать, умирая в лапах монстра. Делай свое дело».

Ян ехал, стучал по рулю ладонью от злости и безысходности. Он обязан сделать так, как предписывает Убийца. Эта его часть никогда не подводила и всегда была с ним в полном согласии. Поначалу он называл ее инстинктом, который присущ хищникам. Но позже до него дошло, что это его сущность, которая раньше себя не проявляла.

До того самого дня на войне. Он шел один в гуще липкого леса, кишащего москитами величиной с кулак. Его добивали горящая укусами голова и острая резь в животе: в кишках стальными жвалами прогрызали дырки маленькие жучки, и не высрать их, и руками не достать, разве что распороть брюхо и пальцами по петлям сцедить, словно молоко с коровьей титьки. Чвакая ботинками, он шел, присматривая, куда бы примоститься, и заметил их. Пять неподвижных голов в касках под ковром из листьев, веток и мха. Они высунули рты, чтобы дышать. Трое истекали кровью и умирали от жажды. Они были не жильцы, даже если бы немедленно оказались в реанимации. Их сослуживцы пытались помочь. Закидали вскрытые животы землей — видимо, чтобы остановить кровь хоть чем-то. Рядом валялась насквозь пропитанная одежда с веером навозных мух и прочих летающих тварей. Живые солдаты остались в трусах и касках, остальное пустили в дело. Устав от мероприятий, они легли отдохнуть и отрубились, тут-то Ян их и застал. Он быстро прикинул, что уходящая троица неопасна, и выстрелом в шею пригвоздил к земле двоих в трусах. Патроны надо беречь, состраданию на войне не место.

Эта душная, воняющая кровью картина заполнила салон автомобиля. Он вспомнил, как вскинул руку с автоматом, как нажал на спуск один раз, переместил дуло и — второй. В этот момент он был холоден и голоден до их жизней, и ему стоило больших усилий не всадить еще три пули в умирающих. Но вовсе не из сострадания, а от жажды убивать. Так он познакомился с Убийцей.

И никогда раньше он не делал то, что сделал сейчас — отодвинул его на задний план.

«Мужчина, имеющий ребенка, навсегда отец, понимаю, — сказал Убийца, терпению которого, казалось, нет предела, — но хищник не может размениваться на такие мелочи, как человеческая жизнь. Она ведь всего-навсего стоит денег. Даже маленькая такая жизнь — это всего лишь деньги, в которых ты не нуждаешься. Так зачем тебе этот ребенок? Он все равно не будет твоим, он уйдет. Дай ему уйти. Ты хочешь, чтобы он попал в детский дом и мучился там? Ты сам помнишь те «прекрасные» годы, потно-затхлый дух которых выветривался из тебя не одно десятилетие? А если, не дай бог, приемная семья, совсем как у тебя? А если детское насилие? Не гуманнее ли будет сейчас сделать все так, как полагается: уйти от возможного наблюдения, спрятать концы в воду и положиться на судьбу? Сейчас день, с ним ничего не случится, его найдут и отведут в полицию, как сделал ты ночью. Там его и заберешь. Если повезет. А если нет, то мальчик избежит всех ужасов, которые могут ему светить. Ты ведь не думаешь, что родители найдутся и заберут его, прижав к сердцу? Давай, останови машину, подумай спокойно, вспомни один из планов отступления и четко действуй по разработанной ранее инструкции, она идеальна».

Ян остановился у светофора. Съезд на улицу, за которой виднеется железная дорога. Там ходят электрички. Если бросить машину в лесу, то он сможет добраться до города на электричке, не оставляя следов, а потом решить вопрос с машиной. И выполнить задание прямо сегодня ночью, пока будет спать Симеон.