Тайна острова Химер - Мари-Анн Ле Пезеннек Страница 26

Погрузившись в воспоминания, в которых не было места горю, она не заметила, что Дьябло мало-помалу отклоняется от тропы, чтобы погарцевать среди папоротников, дав себе отдых после галопа, которого его лишила полиция, заперев в конюшне после смерти Алисы.

Она не отрываясь смотрела вдаль, мысленно уходя за границы Ирландского моря, где далеко, очень далеко находился Лендсен.

Время растянулось, унеся ее на год назад.

Тогда она была с Лукасом на пароме, и он попросил ее руки, а сейчас она не почувствовала, как усилился ветер при приближении к океану и заиграл ее волосами, рассыпая их по лицу. До нее не дошло, что Дьябло уже двигался по крутому обрывистому берегу.

Берег этот был известен своими провалами — тридцатью метрами ниже в его основание с силой били волны, поднимая тучи пены, оседающей на скалах.

Полностью разнузданный, Дьябло мчался прямо к одному из них.

Ширина провала достигала нескольких метров, и он ни за что не смог бы перепрыгнуть через него.

Провал этот из-за неровного берегового рельефа и колышущихся под морским ветром папоротников обычно открывался только в последний момент.

Не чувствуя опасности, не замечая поразительной красоты окрестностей, освещенных первыми лучами солнца, Мари сейчас была с Лукасом, в гроте морских разбойников, где он впервые признался ей в любви.

«Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным…»

Расстояние до провала неумолимо сокращалось; Дьябло, ноздри которого дрожали от встречного ветра, перешел на аллюр.

Мари тоже дрожала от ласк Лукаса, которые заставляли забыть себя, осталась только всепоглощающая любовь к нему. Мари была в его объятиях, волна желания возносила ее, когда он занимался с ней любовью, и она утопала в его ореховых глазах, содрогалась от наслаждения, когда он прерывистым шепотом выдыхал ее имя.

Имя, которое странным образом эхом раскатилось по обрывистому берегу, надуваясь ветром.

Мари! МАРИ!

Всадник во весь опор мчался по диагонали наперерез Дьябло.

Это был мужчина, отчаянно пытавшийся привлечь ее внимание, — в длинном пыльнике цвета хаки и шляпе, надвинутой на глаза.

Искусный наездник, он одной рукой укоротил поводья, другой быстро снял с луки седла моток веревки и закрутил его над головой, не останавливая скачки.

До провала оставалось всего несколько метров, когда, просвистев в воздухе, лассо ловко опустилось на голову Дьябло. Рассчитанный натяг — и внезапно остановившаяся лошадь встала на дыбы, опрокинув наездницу, тяжело упавшую в папоротники буквально в нескольких шагах от пропасти.

Всадник соскочил на землю и бросился к ней.

Оглушенная Мари машинально приняла протянутую ей руку и поднялась.

Солнце слепило глаза, и она видела только квадратную челюсть и волевой подбородок — остальную часть лица скрывала тень от шляпы. Если незнакомцу и не удалось вывести ее из оцепенения, в котором она пребывала с самого рассвета, то грубость, с которой этот тип выдернул ее из приятных воспоминаний, произвела эффект электрошока.

— Вы что, спятили? Вы могли меня убить! — со злостью выкрикнула она.

Но через мгновение увидела зияющий провал и окаменела.

Если бы солнце в этот момент не скрылось за облаками, Мари, несомненно, пролепетала бы извинения тому, кто только что спас ей жизнь.

Но слова замерли на губах, когда ей открылись его черты.

Это лицо… Эти глаза, излучавшие любовь… Нет, такое невозможно. Ведь он мертв! Все это ей почудилось, и все исчезнет, как только она откроет глаза.

— Я так испугался, что больше никогда тебя не увижу.

Этот голос с нежными модуляциями никак не мог принадлежать призраку. Он принадлежал лжеирландцу и истинному бретонцу, вору и убийце.

Это был голос ее отца.

Райана.

Мари съежилась под взглядом голубых глаз, которые он не сводил с нее.

В мгновение ока она перенеслась на год раньше на верх маяка Ти-Керн, со сжатым сердцем став беспомощной свидетельницей прыжка Райана. Она увидела, как смыкается над ним пенный водоворот двадцатью метрами ниже, и аквалангистов, тщетно обшаривающих дно.

Ее зеленые глаза потемнели.

Изумление, вызванное неожиданным открытием, сменилось безудержной яростью. Она прорвалась, порожденная непереносимой мыслью о том, что на всех драмах лежала его печать, как и предполагал ПМ.

Она набросилась на Райана с кулаками, молотя ими куда попало с единственной целью — причинить ему боль, такую же, какую испытывала она сама.

— Почему я не послушалась его? Почему не поверила? Почему ты повсюду тащишь за собой смерть? Почему? Почему? ПОЧЕМУ?!

С силой нанесенная пощечина отозвалась на ее щеке плотным звуком.

Руки Райана крепко схватили ее плечи.

— ПМ прав только в одном: я ни за что на свете не мог пропустить твоей свадьбы, — с нажимом произнес он.

«Свадьба…» От этого маленького слова соскочил замок, который она прочно навесила на слишком тяжелое горе.

— Лукас умер, — потерянным голосом маленькой девочки вымолвила она.

С болью в душе, переживая ее горе, Райан с тоской смотрел на бледное лицо, на нежной коже которого отпечаталось красноватое пятно от пощечины. Широко раскрытые зеленые глаза, устремленные на него, казалось, выпрашивали какую-то несбыточную надежду, которую он при всем желании не мог ей дать. Сердце его сжалось при мысли, что она, может быть, хотела умереть. Он медленно опустил голову.

— Я знаю, моя дорогая, я знаю… Мне очень жаль…

Руки его вновь сомкнулись за ее спиной и поглаживали ее, когда она уткнулась лицом в его грудь, выплескивая долго сдерживаемые слезы.

Никто и не заметил его появления.

А ведь ПМ до прихода в гостиную долго репетировал перед зеркалом различные скорбные выражения лица, уместные в сложившихся обстоятельствах. Однако он напрасно потерял время.

Только Луиза повернула к нему незрячие глаза.

— А, это вы, Пьер-Мари, — устало вздохнула слепая, откидывая голову на спинку кресла.

Старая корова! Ее отношение к нему, как к ничтожной вещи, живо напомнило ПМ отца. Черт бы побрал его душу! Удержавшись от детского желания состроить слепой гримасу, ПМ раздвинул губы в лицемерной, хотя и бесполезной улыбке, подошел к ней и мягко похлопал по руке.

— Эдвард ищет ее, Фрэнк и слуги уехали на лошадях. Они приведут ее, — шелестел он. — Не беспокойтесь.

— А если уже поздно? — с тоской проговорила Луиза.

ПМ подавил в себе неприятное чувство, подумав, что это нарушило бы все его планы. Усилием воли он отогнал эту мысль.