Вся жизнь перед глазами - Лора Касишке Страница 26

— У меня нет этому объяснений, — сказала Диана.

Сестра Беатрис бесстрастно смотрела на нее. Глаза за очками в простой проволочной оправе были такими светлыми, что казались почти белыми… прямо как у полярной совы, подумала Диана, или у тех не различающих цветов существ, что проводят жизнь, выслеживая шевеление тени, отбрасываемой каким-нибудь мелким животным.

Монахиня перевела взгляд с лица Дианы на листок бумаги перед собой, потом взяла его и торопливо сложила точно по прежним сгибам, словно ей невыносимо было на него смотреть.

Диана всегда полагала, что дни монастырей безвозвратно ушли в прошлое, и современные монахини — это просто женщины, одетые в особую форму — черные юбки с блузками и туфли без каблуков. Впервые увидев сестру Беатрис, она засомневалась, стоит ли записывать дочку в католическую школу для девочек, но потом все же решилась.

Сестра Беатрис носила туго накрахмаленную одежду, которая топорщилась острыми складками. Наружу обычно выглядывали только бледные руки и белое лицо. Если у нее и имелись волосы, грудь или чувственные бедра, их невозможно было не то что разглядеть, но даже представить себе. Она производила впечатление существа бесполого и даже бестелесного.

К тому же она была неопределенного возраста. Разглядывая размытые черты монахини с близкого расстояния, Диана отметила тонкую и чуть обвисшую кожу на скулах, полное отсутствие морщинок и «гусиных лапок» вокруг глаз и тонкие черные брови.

— Я вам уже объясняла, — говорила Диана. Она успела замерзнуть — от жесткого деревянного стула, на котором сидела, и линолеума с золотистыми прожилками исходил ледяной холод. — Эмма не могла этого сделать. Она еще не умеет пользоваться компьютером моего мужа. Даже включать его не умеет. — Диана положила раскрытые ладони на стол.

— Я уверена, вы не хуже меня знаете, что это не Эмма. Ей это абсолютно несвойственно. Это на нее совершенно не похоже.

Диана прижала сложенный вчетверо лист бумаги рукой, словно хотела помешать сестре Беатрис забрать его. Виновата. Она знала, что выглядит виноватой, и даже ощущала запах вины, чуяла ее всем нутром, словно горячую, скользкую и подвижную нить под кожей. Но ведь она ни в чем не виновата! Откуда же это чувство?

Хорошо, если это не она, то кто? И зачем? И как они умудрились вытащить из Эмминого рюкзачка листок с невинной и милой историей, придуманной ребенком, и заменить его этой мерзостью?

Внезапно ее осенило. Пожалуй, единственным — кроме нее самой — человеком, имевшим возможность произвести замену, была сама сестра Беатрис.

В этот момент монахиня подняла глаза и взглянула на нее, нет, скорее сквозь нее. «Эй, что вы делаете? — чуть не ляпнула Диана. — Я ведь не прозрачная». Но сестра продолжала пронизывать ее взглядом, словно знала про нее что-то отвратительное…

Диана не находила другого объяснения, хотя ситуация все равно оставалась непонятной.

— Думаю, можно привести Эмму, — поднялась сестра.

Диана тоже встала, и стул под ней громко заскрипел, впиваясь острым звуком в висок. Она приложила руку к голове. Опять мигрень, подумала она и попробовала опереться пальцами о край металлического стола сестры Беатрис. Та подошла к двери, открыла ее и, выглянув в пустынный коридор, окликнула Эмму, которая ждала снаружи.

Кровь стучала в висках, и Диана пыталась зажать пальцами пульсирующие точки. Подняв голову, она уперлась взглядом в Деву Марию, чей образ висел над чисто вымытой классной доской.

Дева Мария держала в ладонях сердце, пронзенное кинжалом, — Диану точно так же пронзил скрип стула. Ее замутило, закружилась голова, и пришлось опять сесть, так что короткая джинсовая юбка задралась на бедрах. Деву Марию это не особенно удивило, хотя, кажется, огорчило. Во всяком случае, выражение ее лица не изменилось, словно она ожидала чего-то подобного.