Без пощады - Саймон Керник Страница 26

Болт с шумом выдохнул.

— Верно, большим. Джон продолжил расследование самостоятельно?

— Не уверена. Конечно, он постоянно размышлял над этим и вряд ли дал бы делу закончиться ничем. Но что он сделал в реальности, да и сделал ли, я не знаю. Главное, это плохо сказалось на наших отношениях. В феврале мы стали видеться гораздо реже, чем раньше. Меня отталкивала мысль, что один из главных судей нашей страны может быть замешан в убийстве ребенка — или моего товарища по работе. И мне не хотелось, чтобы мой любимый забивал себе этим голову. Я реалист по натуре и знаю, что в моей власти, а что нет. Мне не нравится, когда преступникам удается уйти от ответа. С другой стороны, я не люблю, когда серьезные обвинения строятся на шатких доказательствах. А в том случае доказательств, считай, и не было. — Она помедлила. — Сейчас я понимаю, что должна была что-то предпринять.

— Но что вы могли сделать? — спросил Болт, чувствуя необходимость ее утешить.

— Знаю только одно: через месяц после того разговора в ресторане Джон умер.

— Покончил с собой?

— Так гласило официальное заключение.

— Вы не верите?

— Майк, Джон никогда не пошел бы на самоубийство. У него была дочь-подросток, в которой он души не чаял, и огромное чувство ответственности. Разве он оставил бы Рейчел? Кроме того, он иной по натуре. Вы сейчас скажете, что близкие самоубийц всегда так говорят. Но я проработала в полиции довольно долго и знаю, какие люди обычно накладывают на себя руки. Я бы заметила какие-нибудь признаки.

— Однако Джон постоянно над чем-то размышлял, — вставил Мо. — Можно ли допустить, что вы… — Он помедлил: когда этого требовала ситуация, Мо становился настоящим дипломатом. — Что вы видели симптомы, но не придали им значения?

— Он не вел себя как самоубийца. Джон был одержим этим делом и переживал, что ему связали руки. Убивать себя из-за этого он не стал бы. Точка.

Тина сделала еще глоток. Болт заметил, что ее руки дрожат.

Его осенила мысль.

— Что послужило непосредственной причиной смерти?

— Передозировка снотворного. Тоже очень странно, потому что снотворного он не принимал в принципе.

Мо и Болт переглянулись. От Тины это не ускользнуло, и она спросила, как умер Парнэм-Джонс.

— Между нами, наглотался снотворных таблеток. Дилантина.

Она глубоко вздохнула:

— Один в один.

— То есть Джон тоже умер от передозировки дилантина?

— Да. Именно так.

Болту пришла в голову еще одна мысль.

— А Джон оставил предсмертную записку?

Впервые за вечер на ее лице промелькнуло сомнение.

— Короткую, всего две строчки.

— Напечатанную или написанную от руки?

— Напечатанную.

— Он ее подписал?

Тина кивнула.

Поскольку предсмертное послание Парнэм-Джонса осталось без подписи, возбуждение Болта пошло на убыль.

— Подпись была подделана?

— Нет, — нехотя признала Тина, — я сама ее видела. Почерк вроде бы его. Но вот текст записки… — Она подыскивала нужную фразу. — Слова не его. Джон ни за что бы не написал: «Простите, жизнь стала для меня невыносимой». Его записка была бы длиннее. Он бы объяснил, почему пошел на это, и отдал бы какие-нибудь распоряжения насчет Рейчел или даже оставил бы ей отдельную записку. — Тина осеклась и пристально взглянула на детективов. — Что такое? Почему вы так странно на меня смотрите?

Возбуждение охватило Болта с новой силой.

— Вы помните точные слова записки? — спросил он с преувеличенным спокойствием.

Тина зажгла еще одну сигарету и перевела взгляд на стол, собираясь с мыслями.

— Я столько раз ее перечитывала, — проронила она наконец. — Да, я все помню. Как я уже сказала, она была совсем короткой. «Всем, кому я дорог. Простите, жизнь стала для меня невыносимой. У человеческих сил есть предел. С любовью…» И поставил официальную подпись, что опять-таки не в его духе. Он всегда подписывался просто: «Джон».

Болт и Мо дружно охнули. Формулировка до последнего слова совпадала с тем, что напечатал перед смертью на листе гербовой бумаги Парнэм-Джонс.