Во тьме - Максим Шаттам Страница 25

Ветер откидывал назад длинные темные пряди волос, обычно наполовину скрывавшие лицо Бролена. Мягкие черты, квадратный подбородок, длинные ресницы, — он мог бы казаться крайне соблазнительным, если бы давно не расстался с мыслью, что ему это нужно. В утреннем холоде улиц он выглядел призраком.

Бролен свернул на Флэтбуш-авеню, где еще сильнее чувствовалось ледяное дыхание океана. Главная местная артерия была широкой, как река, и прямой, как взлетная полоса. Вдалеке виднелось интенсивное движение — там начинался Манхэттенский мост.

Несколькими минутами ранее Бролен вышел из отеля, решив дойди пешком до церкви Святого Эдварда, это должно было взбодрить его. По дороге он вытащил мобильник и набрал номер Ларри Салиндро, портлендского копа, с которым дружил вот уже несколько лет. Из-за разницы во времени Салиндро еще спал.

— Спасибо за пристальное внимание, — хриплым голосом произнес он. — Как дела в Большом Яблоке? [13]

— Нормально. Ларри, мне нужна помощь.

— Давай, слушаю тебя.

Хотя их отношения немного остыли, Ларри Салиндро продолжал снабжать Бролена информацией по наиболее важным делам. Разрыв с прошлым иногда имеет такую особенность: слова и жесты, причинявшие обеим сторонам страдания, остаются где-то глубоко внутри, даже если люди давно расстались.

— Мне нужен список всех сокамерников Спенсера Линча, всех его «друзей по камере».

— Подожди, сейчас запишу. Как, ты говоришь, его зовут?

— Спенсер Линч, место рождения: Рочестер, штат Нью-Йорк. Сидел в тюрьме Райкерс-Лиленд.

Ларри Салиндро вздохнул:

— Восточное побережье, хрен найдешь такую информацию.

— Знаю, Ларри, спасибо.

— Ладно, когда смогу, отправлю тебе факс.

Бролен продиктовал ему номер факса в отеле. Салиндро спросил:

— Как ты?

— Хорошо. Город приятный, даже лучше, чем тот, который я помнил.

— Неудивительно.

Про себя Салиндро подумал, что Бролен — человек, мечущийся между двух миров, и что Нью-Йорк теперь ему отлично подойдет для жизни, но промолчал. Он вдруг почувствовал тревогу за товарища и ощутил, что долбаный денек, без сомнения, начался неудачно.

— Мне пора, Ларри, наберу тебя позже. Еще раз спасибо.

Разговор завершился, и Бролен спросил себя, почему ему вдруг захотелось рассказать Салиндро про Аннабель.

Да потому, что у нее тот же взгляд, что и у тебя, потому, что она похожа на тебя! Добавь еще, что влюбился!

Стоило признать, что последнее утверждение было недалеким от истины. Если бы Бролен жил здесь, он бы дорожил ее обществом, беседами с ней, они могли бы стать прекрасными друзьями, в этом он был уверен.

Ветер помог ему справиться с мыслями; он двинулся дальше. Повернул направо и перешел по мосту Бруклин-Квинс-Экспресс, нависавшему над Парк-авеню и на добрый километр уходившему в темноту. Бролен шел по потрескавшемуся тротуару, прямо над ним яростно гудел автомобильный поток. Дойдя до начала улицы Святого Эдварда, детектив увидел ряд одинаковых коричневых, обветшалых домов. Нижнюю часть стен каждого здания, словно огромный мемориал, покрывали граффити, но по крайней мере они не содержали угроз. И хотя Бролен оставил свой пистолет в сейфе отеля, он не чувствовал себя в опасности: был день, и он находился не в Кабрини Грин. [14]

Навстречу ему попались нескольких стариков. Чуть поодаль, сидя в старом «понтиаке», слушали музыку двое подростков. Они поглядели на него, и, несмотря на солнечные очки, скрывавшие их глаза, Бролен понял, что они внимательно наблюдают за его движениями. «Скорее всего, стоят на стреме; если они решат, что я коп, подадут сигнал дилеру на углу, чтобы тот аккуратно смылся, — подумал он. — Но если они примут меня за конкурента, все усложнится».

Чем больше он углублялся в этот квартал, тем меньше полагал, что место подходит для идиллических прогулок. Холод добавлял впечатлений: воздух, казалось, неподвижно застыл, и редкие встречные лица, которые он успел разглядеть, выражали крайнюю апатию. Сюда долетал гул автострады Бруклин-Квинс-Экспресс, перемежаясь с громкими низкими басами, доносившимися из «понтиака». Наблюдавшие за улицей парни, видно, потеряли бдительность.

Она возникла на краю высохшего сквера, засаженного кленами.

Церковь Святого Эдварда и две ее колокольни обозначились на фоне белого неба.