Галили - Клайв Баркер Страница 25

Но тот рассмеялся ему в ответ.

— Нет, сегодня не церковный праздник.

— Тогда чему все так радуются?

— Сегодня несколько ублюдков будут повешены, — сообщил юноша с ленивой ухмылкой.

— А... понятно, — пробормотал Зелим.

— Хочешь посмотреть?

— Да нет. Не особенно.

Юноша оглядел Зелима.

— Похоже, тебе нужно поесть — заметил он. — И не только поесть. Тебе явно нужны штаны и еще много чего. Что с тобой случилось?

— Я не хочу об этом вспоминать.

— Вижу, ты попал в скверный переплет. Значит, тебе непременно надо пойти посмотреть на казнь. Мой отец уже там. Он всегда говорит: приятно увидеть людей, которым повезло еще меньше, чем тебе. Он считает, это полезно для души. Учит быть благодарным судьбе.

Зелим согласился с тем, что подобная точка зрения не лишена мудрости. Вместе с новым знакомым он и его собака направились на рыночную площадь. Однако пробиться сквозь густую толпу оказалось куда труднее, чем полагал их провожатый, и к тому времени, когда они оказались наконец в первых рядах зевак, все осужденные, за исключением одного, уже болтались на виселице. Зелим сразу узнал казненных: всколоченные бороды, выжженные солнцем макушки. Это были странствующие монахи, сотворившие над ним насилие. Перед тем как петли затянулись на их шеях, они претерпели немало мучений — у некоторых были отрублены руки, у других на месте глаз зияли кровавые дыры, третьи, судя по потокам крови, струящимся из их чресел, перед смертью лишились своего мужского достоинства.

В живых оставался только Назар, дожидавшийся своей очереди. Он не мог стоять, и двое селян поддерживали его, а третий надевал ему петлю на шею. Гнилые зубы монаха были выбиты, а тело покрыто ранами и кровоподтеками. Вид его страданий явно доставлял толпе огромную радость. Конвульсии и судорожные вздохи умирающего встречались ликующими воплями. Глядя на последние содрогания монаха, собравшиеся во весь голос перечисляли его преступления. То и дело раздавались выкрики: «Убийца! Вор! Содомит!»

— Это еще не все, что натворил этот мерзавец, — сообщил Зелиму юноша. — Мой отец говорит, в нем столько зла, что, когда он сдохнет, мы, может, увидим дьявола. Душа этого негодяя выскочит изо рта, а дьявол подойдет и схватит ее!

Зелим вздрогнул, пораженный ужасной мыслью. Если отец парня прав и монах-насильник действительно является грязным отродьем сатаны, возможно, порок вошел в тело Зелима вместе с семенем и слюной этого нечестивца. Пусть против воли, но он совокупился с этим исчадьем зла, а значит, когда придет его час, гореть ему адским пламенем.

Меж тем петля затянулась вокруг шеи Назара, и он, пытаясь продлить последние мгновения, поднялся на цыпочки. Люди, поддерживающие его, отошли, чтобы помочь затянуть веревку еще туже. Но прежде чем дыхание его пресеклось навеки, Назар заговорил. Даже не заговорил, закричал, напрягая последние силы своего истерзанного тела.

— Да, Богу плевать на вас! — возвестил он.

Толпа ответила шквалом проклятий и ругани. В него полетели камни. Но если Назар и ощутил боль, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он продолжал кричать:

— Господь видел, как мы мучаем невинных, и не счел нужным помешать нам! Ему плевать! И вы можете делать со мной все, что угодно, потому что...

Тут веревка сдавила его горло, но Назар все кричал и кричал, извергая вместе со словами потоки крови:

— Нет никакого ада! Нет никакого рая! Нет никакого...

Он не успел закончить, захрипел и смолк навеки, болтаясь в воздухе, точно тряпичная кукла. Но Зелим знал, какое слово повешенный так и не произнес: Бог. Он хотел сказать напоследок: «Нет никакого Бога».

Толпа пришла в исступление, глумясь над повешенным, люди осыпали его насмешками и плевали на него. Агония Назара не была долгой. К великому неудовольствию толпы, душа быстро оставила измученное тело, и он повис на веревке безжизненным мешком; трудно было поверить, что совсем недавно он говорил и двигался. Новый знакомый Зелима был откровенно разочарован:

— Что-то я не видел никакого сатаны. А ты?

Зелим отрицательно покачал головой. В глубине души он подозревал, что встреча с сатаной все же состоялась, что сатана всего лишь человек, такой же, как он сам. А может, сатана — это людская толпа. Или все человечество.

Он окинул взглядом повешенных, пытаясь отыскать того, кто молился, пока прочие монахи тешили свою похоть, того, кто оставил ему вино и пищу. Может, это он убедил своих товарищей сохранить жертве жизнь. Зелиму уже никогда не узнать, что случилось на самом деле. Но произошло нечто удивительное. Смерть сделала этих людей похожими друг на друга, как две капли воды. Все, что некогда отличало их друг от друга, исчезло, лишенные выражения лица казались одинаковыми, словно брошенные дома, владельцы которых забрали с собой все свои пожитки. Зелим уже не мог понять, кто из монахов предавался молитве среди скал, а кто терзал его с извращенной жестокостью. Он не знал, кто из них кусал его, точно взбесившийся пес, кто мочился ему в лицо, когда он терял сознание, не знал, кто осыпал его грязными ругательствами, овладевая им с бесстыдством животного. Смерть уравняла их.

— Теперь им отрежут головы, наденут на пики и выставят на улице, — сообщил Зелиму юноша. — В назидание прочим разбойникам.

— И монахам, — добавил Зелим.

— Они не были монахами, — возразил юноша.

Слова эти услышала женщина, проходившая мимо.

— Нет, были, — заявила она. — Назар, их предводитель, был монахом в Самарканде. Он прочел слишком много книг, которых ему не следовало читать. Поэтому и стал тем, кем стал.

— Каких книг? — поинтересовался Зелим.

Женщина бросила на него испуганный взгляд.

— Нам этого лучше не знать.

— Мне надо отыскать отца, — обратился к Зелиму юноша. — Надеюсь, все твои беды остались позади. Храни тебя Господь.

— И тебя тоже, — ответил Зелим.