Десятая симфония - Йозеф Гелинек Страница 25

Даниэль вынул из кармана лист бумаги с написанными под нотами буквами и показал Алисии.

— Всего здесь сорок букв, — пояснил Даниэль. — Я выписал их и стал располагать различными способами, например, группируя в виде четырехугольника, как если бы речь шла о словах, скрытых в «первичном бульоне» из букв. Но у меня ничего не вышло.

— А вдруг это вовсе не «первичный бульон» из букв? Возможно, речь идет об анаграмме или из этих букв можно составить осмысленное словосочетание?

— С ума сойти. Особенно если иметь в виду, что существуют и другие способы шифровки текста с помощью нот.

Даниэль перевернул лист бумаги и начертил на обороте нотный стан и гамму.

Потом объяснил Алисии:

— В восемнадцатом веке широко применялся шифр, в котором первым двенадцати буквам алфавита соответствовали двенадцать нот, расположенных по восходящей, а оставшимся буквам — по нисходящей.

К примеру, твое имя, Алисия, зашифрованное по этой системе, выглядело бы так:

Алисия, с довольным видом посмотрев на шесть нот, сказала:

— Я всегда знала, что у меня очень музыкальное имя.

— Сообщения, написанные в этой технике, — продолжал Даниэль, — легко составить, но расшифровать их удастся, лишь если получателю известен код, который может быть абсолютно произвольным. В том примере, который я привел, букве А соответствует до, но можно условиться, чтобы ей соответствовало ре или любая другая нота.

— Господи, какие дебри! — воскликнула Алисия. — Неудивительно, что следствию понадобился консультант. Они тебе заплатят?

— Об этом они ничего не говорили.

— Тогда скажи им сам, чтобы избежать недоразумений. Иначе ты все раскроешь, а сам останешься ни с чем.

— Меня не волнует, заплатят мне или нет. Понимаешь, если я расшифрую партитуру, моя жизнь станет совсем другой. Я не только помогу раскрыть убийство, но, возможно, найду Святой Грааль музыки — Десятую симфонию Бетховена. Мое имя навеки будет вписано большими буквами в историю современного музыковедения.

— Давай поговорим о нашей следующей встрече. Когда ты можешь приехать в Гренобль?

— Тебе совсем не интересно то, что я рассказываю?

— По-моему, мы уже все обсудили. Тема исчерпана.

— Мне нужно, чтобы ты помогла мне думать. Ты очень хорошо умеешь рассуждать.

— Я реалистка и с позиций реализма говорю тебе: если Бетховен был таким перфекционистом, как ты только что сказал, и постоянно что-то исправлял, добиваясь совершенства, вероятнее всего, если он и закончил рукопись Десятой симфонии, то впоследствии ее уничтожил.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что за все эти годы рукопись так и не появилась, верно?

— Действительно, Брамс, который был, так сказать, музыкальным наследником Бетховена, из чистого тщеславия сжег многие свои произведения, чтобы после его смерти мы не услышали те из них, которые он создал, не достигнув творческой зрелости. Говорят, он даже уничтожил рукописи своих симфоний — Пятой и Шестой. Но Брамс был полной противоположностью Бетховену, который свято верил в себя. Если Бетховен, как я предполагаю, завершил Десятую симфонию, он наверняка ее не уничтожил.

— Тогда что с ней сталось? Почему ее никто не нашел?

— Это тайна. Например, бесследно исчезли многие оперы Монтеверди. Наверное, потому, что Мантую, где он тогда был придворным капельмейстером, разграбили войска австрийского императора. Исчезли также многие сочинения Баха. У него было множество детей, и некоторые из них продавали за бесценок партитуры, доставшиеся им в наследство. Но в случае с Бетховеном я не нахожу никакого объяснения.

— Лучше всего не зацикливаться на этом. Если рукописи суждено появиться, то рано или поздно она появится. А теперь серьезно: когда ты приедешь в Гренобль? Я хочу познакомить тебя со своей швейцарской подругой, Мари Кристиной. В свободное время она занимается живописью. Она пишет мой портрет у себя в мастерской. Я ей много о тебе рассказывала, и, мне кажется, она горит желанием тебя увидеть.

— Зачем мне приезжать в Гренобль, если ты и без меня прекрасно проводишь время? Не представляю себе ничего более веселого, чем часами позировать в мастерской какой-то швейцарки.

— Через две недели будет несколько нерабочих дней подряд, и если тебе удастся взять билет на утренний рейс в пятницу…

— Так мы оставляем ребенка или нет? — сухо перебил Даниэль.

— Какое отношение одно имеет к другому?

— Никакого. Но до твоего отъезда мне важнее выяснить это, чем дату нашей будущей встречи.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты ко мне не приедешь, если я вдруг сочту несвоевременным родить от тебя ребенка?

— Алисия, ты еще не уехала и уже хочешь распланировать мою жизнь по дням.

Слова Даниэля подействовали на Алисию как пощечина.

— Распланировать твою жизнь? Когда это я для тебя что-то планировала?

— А теперь пытаешься это сделать как раз тогда, когда я с головой ушел в раскрытие преступления.

Швырнув приборы на стол, Алисия вскочила на ноги.

Посетители ресторана замерли, ожидая развязки сцены, которая уже давно привлекала их внимание.

— Алисия, куда ты?

— Куда я иду? А хочешь знать, куда пойдешь ты? Так я тебе скажу. Иди ты в задницу!

И с этим словами Алисия выбежала из ресторана, оставив Даниэля одного под взглядами перешептывающейся публики.