Ковчег огня - Хлоя Пэйлов Страница 25

— Я несу подарки, любезно преподнесенные радушными хозяевами.

Эди похлопала ладонью по кровати, указывая место рядом с собой.

— Подсаживайся сюда, и давай посмотрим, чем нас порадовали.

Не зная, как отнестись к этому приглашению, Кэдмон послушно повиновался. Он понимал, что после пережитого шока каждый человек ведет себя по-своему. Одни ищут забвения в алкоголе, другие прибегают к наркотикам, а многие обращаются к сексу. Сам Кэдмон предпочитал первое, поскольку второе его никогда не интересовало, а относительно последнего — он не был уверен в своих чувствах. Хотя и находил Эди Миллер привлекательной, у него не было ни малейшего желания воспользоваться ситуацией.

Он вывалил содержимое пакета на кровать.

— Один тюбик зубной пасты, две зубных щетки, лосьон для рук, крем для бритья, бритва и, увы, только одна расческа. Боюсь, расческой нам придется делиться.

— Да мне, в общем, не привыкать делиться.

Кэдмон заключил, что это брошенное мимоходом замечание обусловлено тем, что за номер было заплачено промокшей стодолларовой бумажкой, извлеченной из «шпинатного фонда». Озабоченный тем, что все перемещения средств по электронным системам будут отслеживаться, Кэдмон наложил мораторий на кредитные карточки. Убежденный в том, что его номер в «Черчилле» также под наблюдением, он позвонил в гостиницу и попросил сложить его вещи и убрать их на хранение до тех пор, пока он их не заберет. Также позвонил агенту по рекламе и предупредил ее, что вылетает ночным рейсом в Париж. Если ее спросят, она направит погоню по ложному следу.

— Будь так любезен… — Эди потрясла пустым стаканом, показывая, что хочет повторить.

— С превеликим удовольствием.

Встав с кровати, Кэдмон прошел к импровизированному бару в противоположном углу комнаты, по пути прихватив и свой стакан.

Молчание действовало на нервы, и он постарался сосредоточиться на приготовлении коктейлей. Справедливо беспокоясь о том, как бы не переступить невидимую черту, и в то же время озабоченный тем, что его спутница отнесется к этому благосклонно, джина он налил поменьше. Не находя, о чем еще говорить, отдал стакан Эди и сказал, чокаясь:

— Будем здоровы!

— На самом деле в нашем случае больше подходит «будем живы», ты не находишь? — Эди угрюмо поднесла стакан к губам.

— Лично я во всем этом предпочитаю подход «стакан наполовину полон».

— Тебя нисколько не волнует то, что твой друг был убит?

— Конечно, волнует, — возразил Кэдмон, не желая вести этот разговор с едва знакомой женщиной. — Однако опыт научил меня, что боль станет только хуже, если я позволю себе потонуть в ней.

— А я, значит, именно это и делаю, тону в боли?

— Нет, не тонешь. Тонуть — это когда забываешь добавить тоник. — Кэдмон знал это, как никто другой. Надеясь поднять настроение, он добавил: — Его прозвище было «Меркуриофил Англикус».

— Я так понимаю, ты говоришь о докторе Паджхэме.

— Падж никогда не помнил, как кого зовут.

— Вероятно, потому, что был чересчур поглощен собственной значимостью. — Не успели эти слова слететь у нее с языка, как Эди зажала рукой рот. — Господи, это просто ужасно! Извини. — И тут же рассмеялась: — Я не говорила, что, когда выпью, становлюсь очень противной? Так что же означает «Меркурио Как-там-его»?

— В переводе с латинского, «английский любитель ртути».

Продолжая улыбаться, Эди подняла брови.

— Гм, очень странно. Интересно, действительно ли мне хочется узнать происхождение такого странного прозвища?

Наслаждаясь этой глупой игрой, Кэдмон изобразил негодование.

— Смею заверить, что история эта далеко не такая колоритная, как ты вообразила. Просто в алхимии ртуть занимает особое место. В древности она считалась потаенной сутью всего во всех вещах.

У Эди вытянулось лицо.

— О, ну и пожалуйста. Наверное, в Оксфорде специально учат, как ставить на место нас, маленьких простых людей.

— Ты всегда бываешь такой откровенной?

— Не всегда. — В ее карих глазах сверкнула хитрая искорка. — Я действительно хочу спать.

Закинув голову назад, Кэдмон рассмеялся. Оригинальный юмор Эди нравился ему все больше и больше.

— Знаешь, это же какое-то безумие, — сказала она, внезапно снова становясь серьезной. — Кровь, убийства, и все из-за какого-то древнего наперсника.

Подойдя к полосатому креслу с высокой спинкой напротив кровати, Кэдмон уселся в него.

— «Камни огня» — это гораздо больше, чем «какой-то древний наперсник».

— Ты что-то говорил о том, что наперсник был якобы изготовлен Моисеем по указаниям самого Бога.

— Так утверждают многие богословы.

— Неужели ты правда веришь, что наперсник был сделан по божественному вдохновению?

— На самом деле я считаю, что у этого наперсника гораздо более… — он остановился, не желая оскорблять религиозные чувства Эди, — запутанное происхождение, чем это изложено в Ветхом Завете.

— Вот как? И что именно ты имел в виду под словом «запутанное»? — Она подобрала ноги под себя. — Я полагала, тут все просто: Моисею предстояло надеть наперсник, чтобы повелевать — как ты выразился? — «космической мощью», заключенной в Ковчеге Завета.

— И тут встает вопрос… где Моисей овладел такими навыками? Я давно подозревал, что Моисей был не простым египтянином, а придворным чародеем фараона.

— Моисей, тот самый человек, который увел евреев из плена и оставался на протяжении сорока лет предводителем иудейских племен, скитавшихся по пустыне? И вот этот Моисей был египетским чародеем?

Кэдмон молча кивнул.

— Знаешь, что я думаю, Кэдмон Эйсквит? Я думаю, что ты объелся макарон. Начнем с того, что египтяне были язычниками. Они поклонялись — сколько их там было? — двумстам богам.

— На самом деле богов было гораздо меньше, — спокойно поправил ее Кэдмон, прекрасно сознавая, что теория, которую он собирался сейчас изложить, вызовет негодование многих верующих. — Полагаю, ты удивишься, узнав, что древние египтяне первыми пришли к монотеизму. Известный как культ Атона, он в течение нескольких десятилетий был государственной религией. Фараон Эхнатон официально объявил, что Атон является единственным Богом на небесах. — Подавшись вперед, он оперся руками на колени: сейчас ему предстояло изложить ключевой аргумент своей позиции. — Атон был не верховным Богом, а единственным Богом. Далее, я уверен, что Моисей, или Тутмос, как он был известен при дворе фараона, не только сам являлся ярым последователем религии Атона, он объединил культ Атона с верованиями спасающихся бегством иудеев.

Эди смотрела на него широко раскрытыми глазами, похожими на блюдца.