Убивать осознанно - Карстен Дюсс Страница 25

Когда я через три остановки, расслабленный, выходил из метро, я уже был готов попросить адреса у своих милых попутчиков на случай, если мы вдруг захотим встретиться после столь чудесной поездки. Мне лишь было немного не по себе, потому что все эти люди, казалось, хотели меня поддержать, в то время как я, желая, чтобы меня поддержали, не имел ни малейшего интереса поддерживать кого бы то ни было. Но в остальном все было отлично. К тому же выяснилось, что я не опоздал, а приехал на десять минут раньше обычного. Нет автомобиля – нет часов пик – нет пробок.

Чтобы не привлекать к себе внимания моей новой привычкой, я простоял лишние десять минут в «Макдоналдсе», расположенном в том же здании, что и наш офис. Когда я заказывал кофе, мой взгляд упал на заголовок одной из выложенных на прилавке бульварных газет. На первой странице красовалась уже хорошо известная мне фотография Драгана, когда он набросился на горящего Игоря. Согласно правовым нормам лицо Драгана было скрыто, лицо Игоря – нет. В конце концов, мертвый уже не сможет выставить иск за использование своего изображения без его согласия. То, что лицо Драгана было скрыто, говорило лишь о том, что газета не желала быть засуженной таким адвокатом, как я, действующим от имени такого, еще живого, засранца, как Драган. Газеты боятся живых злодеев. А мертвых жертв – нет. Я воспринял благожелательно тот факт, что по мнению газеты Драган был еще жив. И это было прекрасно для всех нас.

Когда я получал свой кофе, то увидел рекламу «игрушки недели» Хэппи Мил – птички-повторюшки. Маленькие мягкие игрушки с записывающим устройством внутри. Они записывают то, что вы им говорите в течение десяти секунд, и повторяют невероятно высоким голосом. Я взял розовую птичку – для Эмили. И взял еще ту бульварную газетенку – для офиса.

Наверху, в конторе, секретарь сообщил мне, что я должен немедленно подойти в кабинет господина доктора фон Дрезена. И знаете что? Меня это ни капли не смутило. В том расслабленном состоянии, в котором я пребывал с утра, я также пропустил мимо ушей все просьбы о срочных звонках.

И вот, внимание: насколько осознанно это было?

С газетой под мышкой, с кофе из «Макдоналдса» в руке и птичкой-повторюшкой в кармане пиджака я зашел в кабинет шефа. Обстановка подкупала типичной для кабинетов всех руководителей показной простотой: дорогой письменный стол, классный вид из окна. На стене дорогая абстрактная картина, под ней дорогой угловой диван для ведения переговоров. Все идеально и все напоказ. Все совершенно не предназначено для того, чтобы вы чувствовали себя здесь уютно. Хотя во всем здании было запрещено курить, тут неприятно пахло холодным сигарным дымом.

На угловом диване сидел господин доктор фон Дрезен, обсуждая что-то с другими партнерами-основателями: господином доктором Эркелем и господином доктором Даннвицем. Всем троим было чуть за семьдесят. У каждого на лице загар, приобретенный на площадке для гольфа, а дома – супруга, зависимая от алкоголя. Господину доктору фон Дрезену удалось чисто внешне состариться благородно. Он был в хорошей форме. Господин доктор Эркель также имел здоровый цвет лица, но это было единственное, что имело здоровый вид. Он страдал от излишнего веса, одышки и гипертонии. Господин доктор Даннвиц из всех троих был самым малоприметным. Маленький сморщенный старичок. Обладавший тем не менее большими деньгами и властью.

Эти три господина, хоть и были партнерами, друзьями не являлись. Все, что их связывало, – это деньги, которые они вытягивали из основанной несколько десятков лет назад фирмы. И чтобы защитить эти деньги, совместно они боролись с каждым, кто посягал на их гражданский мир. Утренние беседы служили основой стратегического планирования их совместных оборонительных действий.

На низеньком столике перед ними лежала та самая бульварная газета с фотографией Драгана. На мое дружелюбное приветствие никто не ответил. Господин фон Дрезен сразу перешел к делу.

– Вы действительно позволили себе все это на выходных? – поинтересовался он.

Я задумался, какую часть из того, что я себе позволил на выходных, он мог иметь в виду. То, что я не работал на выходных? То, что я помог сбежать своему клиенту, разыскиваемому полицией? Или то, что я пропустил этого клиента через шредер?

– Не могли бы вы уточнить, что конкретно вы подразумеваете? Выходные были длинными, – попросил я вежливо.

– Вы нагрубили фрау Брегенц, сказали, что она уже не в том возрасте, чтобы иметь детей, и что она не сдавала двух юридических экзаменов, – возмутился господин доктор Эркель.

Ах ты боже мой. Я распиливаю самого крупного преступного клиента в истории фирмы, а на меня злятся за то, что я возразил секретарше? Я не смог сдержать смех.

– Вы находите это забавным? – выпалил господин доктор Даннвиц.

– Нет, я не нахожу это забавным.

– Фрау Брегенц работает в этой фирме уже двадцать лет. Вы ничем не лучше ее, хоть и получили высшее образование. У нас тут недопустимо такое сословное высокомерие.

– Спасибо за ваше замечание, господин Эркель.

– Господин доктор Эркель, – уточнил тут же господин доктор Эркель.

Так как в моем расслабленном настроении мне совершенно не хотелось накалять обстановку, я попытался дипломатично найти выход из ситуации.

– Послушайте, у меня и в мыслях не было обидеть фрау Брегенц. Но когда я в свободную от работы субботу – субботу, посвященную ребенку, – прихожу с дочкой в офис и при входе на меня срываются с цепи, это не способствует здоровой рабочей атмосфере. Она облаяла меня, я облаял ее в ответ. Как по мне, так мы можем попросить прощения друг у друга, и делу конец.

На мой взгляд, я действовал очень осознанно. Мои слова звучали уверенно, дипломатично и отвечали требованиям моих собеседников. Так мне казалось.

– Фрау Брегенц не за что просить у вас прощения, – выдал в ответ господин доктор Эркель. – Офис – это не детская площадка. Ваша дочка изрисовала весь конференц-зал.

Я сделал глубокий вдох, представил озеро за окном кабинета и почувствовал почву под ногами.

– Дома я решаю этот вопрос с помощью очистителя для стекол и кухонной тряпки.

Я не узнавал себя. Неужели это я только что хладнокровно дал своим шефам совет по домашней уборке, вместо того чтобы дрожать от страха перед ними?

– Вы нанесли фрау Брегенц оскорбление, граничащее с сексуальной дискриминацией. Подобного мы не потерпим. У нас здесь царит равноправие, – вырвалось из уст господина доктора Даннвица.

Совершенно очевидно, что тут мой эксперимент с приписанной благожелательностью натолкнулся на жесткую реальность. Я переключился на адвокатский модус и начал сыпать аргументами.

– Что касается равноправия, сколько женщин-партнеров сейчас в фирме? – поинтересовался я.

– У нас нет партнеров женского пола, – донес до моего сведения господин доктор фон Дрезен.

– И это называется равноправием без дискриминации, – констатировал я.