Посылка - Себастьян Фитцек Страница 24

Но сейчас на улицах не было ни души, кроме одного подростка, которого родители, видимо, заставили посыпать подъездную дорожку песком.

Хотя бы что-то.

Эмма не вынесла, если бы ее остановил кто-то из соседей и втянул в разговор.

– О, фрау Штайн, вот так сюрприз. Мы вас так давно не видели! Вы пропустили как минимум четыре завтрака в общинном центре.

– Да, мне очень жаль. Один насильник всунул свой пенис в мою слишком сухую вагину, а потом сбрил мне волосы на голове. С тех пор я немного не в себе, но если вас не пугает, что во время еды я могу внезапно вскочить с криком и начать биться головой о стол или выдирать отросшие волосы просто потому, что мне на секунду показалось, что сидящий напротив мужчина и есть виновник моих параноидальных приступов паники, тогда я с удовольствием загляну на следующий общий завтрак и принесу с собой круассаны. Как вы на это смотрите?

Эмма улыбнулась этому абсурдному внутреннему диалогу, а потом заплакала. Слезы текли по ее мокрому от снега лицу. Она дошла до угла, повернула направо, на свою улицу, а через несколько шагов, задыхаясь, схватилась за чей-то забор.

«Черт тебя побери, Эмма. Какая ты дура».

Она не могла, нет, не хотела поверить, в кого превратилась. Всего несколько месяцев назад у нее была успешная частная практика. Сегодня она не в состоянии справиться с простейшими будничными делами и пасует даже перед необходимостью пройти какие-то смешные сто метров.

«И все это лишь потому, что тогда я решила ночевать не дома».

Жалость к себе. Упреки. Самоубийство.

Эмма знала эту классическую триаду и солгала бы, если бы стала утверждать, что никогда не задумывалась о возможности последнего.

Это просто смешно, говорил ее разум.

Это неизбежно, отвечала часть человеческой системы, которая, по сути, определяет все решения и не поддается ни контролю, ни лечению, но которую легко поранить: душа.

Проблема психических заболеваний – в невозможности самодиагностики. Стремление понять, что происходит в голове твоего второго «я», обречено на такой же успех, как и попытка однорукого хирурга пришить себе кисть. Это просто не получится.

Эмма знала, что отреагировала слишком бурно. Что наверняка существует какая-то безобидная причина, почему ветеринар встретил Филиппа в отеле.

– Le Zen. Безвкусный азиатский дворец, просто китч, не находите?

И у загадочной посылки, вероятно, тоже есть до смешного простое объяснение.

Бессмысленно часами раздумывать над тем, действительно ли Салим передавал ей посылку для соседа, потому что с альтернативным выводом – что она потеряла рассудок – ее собственный разум ни за что не смирится. Возможно, она вовсе и не видела сегодня Салима, может, в ее дверь позвонил не почтальон, а незнакомец, который дал Самсону не лакомство, а яд?

Может, она только что была совсем не у ветеринара, а лежала, пристегнутая к кровати, в закрытой психиатрической клинике Бонхёффер?

Эмма считала это маловероятным. Настолько тяжелые шизофренические обострения встречаются крайне редко и не бывают вызваны одним-единственным травматическим событием. Им предшествуют многолетние тяжелейшие нарушения. Но эта мысль может быть и просто доводом в собственную защиту, которую она должна продумать!

В принципе она понимала, что потеряла самообладание и все социально-коммуникативные навыки, но не полную связь с реальностью. Однако стопроцентной уверенности в этом быть не могло, тем более если душа подверглась таким тяжелым испытаниям, как в случае Эммы.

– Посылка была! – громко сказала она, чтобы вырваться из порочного круга собственных мыслей. Повторила предложение еще раз, словно пытаясь подбодрить себя. – Посылка была на самом деле. Я держала ее в руке.

Она произнесла это трижды и с каждым разом чувствовала себя лучше. С вновь обретенной решительностью вытащила сотовый из кармана и набрала номер мужа.

После трех гудков включилась голосовая почта.

На некоторых участках А10 плохая связь, возможно, они как раз едут в туннеле. Во всяком случае, Эмма была рада, что могла оставить сообщение без критических вопросов и уточнений.

– Дорогой, знаю, это звучит странно, но возможно, наш почтальон не совсем чист. Салим Юзгеч. Ты можешь как-то проверить его подноготную?

Она объяснила причину своего подозрения и закончила словами:

– И еще кое-что. Ветеринар говорит, что встретил тебя в Le Zen. Ты рассказал ему что-то насчет прорыва трубы у нас в подвале. Можешь объяснить мне, что это значит?

Затем она сунула телефон в карман брюк и смахнула снег с ресниц.

Лишь сделав шаг назад, Эмма осознала, за чей забор держалась все это время.

Садовая калитка, видавшая и лучшие времена, криво висела на металлическом шесте. Она была залатана проволочной сеткой с крупными ячейками, больше похожими на дыры. Почтового ящика не было, а вместо таблички с именем кто-то приклеил к звонку полоску скотча и написал на нем водостойким маркером.

Буквы уже немного стерлись, и для уверенности Эмма еще раз подняла глаза на старинную эмалированную табличку, которая, традиционно для этих мест, крепилась между кухонным окном и гостевым туалетом прямо на доме: Тойфельзе-аллее, 16а.

Сомнений нет.

Эмма перевела взгляд обратно на забор. На мгновение она испугалась, что буквы на скотче могут раствориться в воздухе так же, как и посылка на ее столе, но они были на месте: А. П.

Как инициалы «А. Паландт».

В следующую секунду Эмма приняла роковое решение.