Кладбище Кроссбоунз - Кейт Родс Страница 24

– Идем?

Уилл сидел там, где я его оставила, на краю крошечной табуретки. Когда вошла, он встал и проследовал за мной к выходу. Кстати, даже его походка и та изменилась. Когда-то он имел привычку шагать быстро, так что я не поспевала за ним. Теперь же походка сделалась какой-то неуверенной, он точно разучился ходить твердым шагом.

– Вдруг я получу обратно свою работу, – пробормотал Уилл, когда мы с ним шли через Провиденс-сквер.

– Или же можно заняться чем-то новым, – улыбнулась я ему.

– Нет времени, Элис, – тряхнул головой брат. – Лови момент, как говорит Лола.

«Лови момент». Эти слова стали девизом подруги с тех пор, как в юном впечатлительном возрасте мы с ней посмотрели фильм «Общество мертвых поэтов». Увы, она не понимала, что девиз этот плохо приложим к Уиллу. Прежде чем что-то ловить, ему сначала нужно научиться держать в руках самого себя. Мы вместе прошли по Тауэр-Бридж-роуд, пока нам не попался банкомат. Уилл аккуратно положил двадцатифунтовые банкноты в карман новой куртки. В его глазах блеснули слезы.

– Спасибо, Элис, – пробормотал он. – Я не подведу тебя.

– Знаю, – ответила я и прикоснулась к его щеке. – Куда ты сейчас? Ведь до назначенной встречи еще уйма времени.

– Вернусь обратно к тебе. Приготовлю для Лолы завтрак.

– Похоже, ты обзавелся новым лучшим другом.

– Она просто чудо, – ответил брат, и его лицо осветилось улыбкой. – Я даже не представлял.

Я быстро обняла его и немного постояла, глядя, как он удаляется той же странной развинченной походкой. Казалось, первый же порыв ветра свалит его с ног.

* * *

Тауэр-Бридж-роуд забита транспортом. Изрыгая бензиновые выхлопы, «Мерседесы» и «Ауди» двигались в поисках больших денег в сторону Сити. Я же побежала налево, держа курс в самое сердце бывшего кожевенного квартала. Названия улиц в Саутварке преподали мне больше уроков истории, чем все посещения музеев, вместе взятые. Здесь были и тупик Каменщиков, и улица Кожевников, и Кожевенный рынок.

Не сбавляя скорости, я представила себе кожевников: в длинных фартуках, руки по самый локоть в грязи и краске. За последние сто лет представления о том, чем должен зарабатывать себе на жизнь город, радикально изменились. Бывшие фабрики превратились в дорогие квартиры, из которых каждое утро на улицы выплескивались толпы спешащих на работу в Сити людей. Проведя целый день за компьютером, они на метро возвращались домой, толком не вспотев за день.

Неудивительно, что практически каждый горожанин – жертва депрессии. Срезая путь через переулки за вокзалом Лондон-Бридж-Стейшен, я стала свидетельницей трогательной картины: в дверном проеме спал какой-то мужчина, в то время как шотландская овчарка охраняла его сон. На Боро-Хай-стрит немного сбросила скорость. Впрочем, что еще мне не оставалось? Тротуары битком забиты людьми. Одни ждали автобус, другие по пути домой решили заглянуть в греческие и турецкие кофейни, которыми славится этот район, чтобы купить картонный стаканчик кофе.

* * *

В дежурной части полицейского участка меня встретила женщина-офицер с таким бетонным перманентом, который не растрепал бы даже ураганный ветер. Она долго объясняла, что человеку с улицы нельзя просто так войти сюда и требовать встречи с самим начальником.

Ее суровость смягчилась, как только появился Альварес. Из цербера она моментально превратилась в добрую бабушку.

– Все в порядке, Шейла, – сказал он. – Элис работает с нами. Она психолог.

В ужасе посмотрев на мой затрапезный спортивный костюм, дежурная наверняка подумала про себя: и куда только катится медицинская профессия?

Альварес повел меня по коридору, шагая даже быстрее обычного. Еще миг – и перейдет на бег. Когда мы вошли в его кабинет, я – прежде чем он успел что-то сказать – положила на стол два письма.

– Немного легкого чтения.

Он встал рядом и, касаясь меня плечом, принялся читать.

– Очаровательно, – пробормотал он. – Второе письмо пришло сегодня, я правильно понял?

– Вчера. Моя подруга забыла отдать его мне сразу.

Альварес удивленно поднял брови:

– Вы получили два письма с угрозами и не удосужились принести их мне?

– Я сказала Бернсу, что не хочу, чтобы этот мерзавец подумал, что я его боюсь. Он хочет запугать меня. Хочет, чтобы обделалась от страха. Зачем же доставлять ему такое удовольствие? Не дождется.

Мой собеседник смерил меня пристальным взглядом, словно я была величайшей загадкой жизни, и вышел в коридор. Это дало мне возможность получше разглядеть кабинет. Почти всю стену за его столом занимал живописный летний пейзаж – встающее над горами солнце и полоска синего моря вдали. Плакат повешен так, чтобы каждое утро встречать хозяина кабинета, словно он попадал в волшебную страну Шангри-Ла. По столу разложены стопки папок с бумагами – явная попытка избежать полного хаоса. На шкафу – два фотоснимка одной и той же женщины, вставленные в серебристые рамки. При их виде у меня почему-то перехватило дыхание.

На первом фото она стояла на берегу моря в красном платье, широко улыбаясь в объектив. Ее темные волосы развевались на ветру. Второй снимок был свадебным фото на ступеньках церкви. Она и Альварес запечатлены в облаке конфетти. Женщина почти такого же роста, что и он. Ее рука с длинными пальцами лежала у него на груди. Я не успела толком разглядеть снимок, так как дверь распахнулась.

– Отдал специалистам, – сообщил хозяин кабинета. – Уже изучают.

– И еще кое-что, – сказала я. – Документы по делу Бенсона.

– При чем здесь они?

– Хотелось бы взглянуть на них, – не слишком вежливо ответила я. – Бернс просил меня помочь, или вы уже забыли?

– Элис, если вы считаете, что это пара папок, то вы ошибаетесь. Там бумаг столько, что можно завалить ими всю эту комнату.

Альварес встал перед морским пейзажем, будто рекламируя любителям летнего отдыха красоты Испании.

– Кстати, на этих фото ваша жена просто красавица, – сказала я по возможности бесстрастным тоном. Альварес отвел взгляд. Он явно не собирался защищаться. – Прошу вас, обеспечьте мне доступ к делу Бенсонов. Я ознакомлюсь с ним, когда у меня будет свободное время.

Выходя из кабинета, я хлопнула дверью. Не слишком сильно, чтобы задрожали стекла, однако довольно громко, дабы продемонстрировать свое не слишком высокое мнение о мужчинах, которые изменяют женам.