Одинокая охота - Магнус Йонссон Страница 24

Линн с удивлением смотрела на конверт формата А4, который держала в руке. На нем красовалась сделанная Ильвой надпись фломастером «Для Линн Столь. При необходимости». Она была выполнена небрежно, словно Ильва спешила. Ниже Линн увидела свой адрес.

Антон с угрюмой миной смотрел на нее. По тому, с каким напряжением он наблюдал за ней, она поняла, что ему не терпелось увидеть содержимое. На конверте была наклеена марка. И все равно он предпочел передать его лично. Она не знала, что ей думать. Он выглядел примерно так же, как и в предыдущий раз. Не вызывал особой неприязни и держался относительно спокойно. Пожалуй, старался казаться безучастным. Словно он просто пытался выполнить свое задание наилучшим образом.

Вопрос был только в том, на кого он работал.

Она вскрыла конверт. Судя по всему, раньше его не открывали, во всяком случае, такое у нее создалось впечатление.

Она посмотрела в окно. На улице шел мелкий дождь. Собачники спешили по тротуарам, кутаясь в куртки и пальто, чтобы не замерзнуть. Они лавировали между голыми липами, стараясь не наступать в смесь гравия, воды и глины, представлявшую собой довольно липкую и скользкую субстанцию. Линн понимала, что им очень хотелось поменяться местами с ней и Антоном, когда они замечали их в освещенном окне кафе «Голубой лотос».

Антон отодвинул чашку масалы с овсяным молоком и наклонился вперед.

— Конверт был спрятан в одном из наших мест для встреч, — сообщил он, а потом рассказал, что Иван нашел его в одном из шкафов для документов на заводе по производству углекислоты, когда был там накануне.

Линн осторожно сунула письмо в свой рюкзак и посмотрела на Антона. Он заметно помрачнел, поняв, что она не собиралась показывать письмо ему.

— Полиция хочет поговорить с вами, — сообщила она. — Об избиении в доме в Тюресё. И о самоубийстве Ильвы.

Он промолчал.

— Это ради вашей же пользы, — продолжила Линн раздраженно. — Раз уж нацисты фактически пытаются разобраться с вами.

«Если они действительно охотятся на вас, — подумала она. — И если лазутчик на самом деле существует».

Она не сводила глаз с Антона. Ей показалось забавным, насколько стереотипно — не только для заведения, где они находились, но и для Седермальма — он выглядел со своей хорошо ухоженной щетиной, в рубашке фирмы «Дикис», берете как у Че Гевары, натянутом на черные локоны, и с веганским пирожным на тарелке.

Он крутил фарфоровую чашку в руках и ничем не выдал своих мыслей по поводу услышанного. Она прекрасно понимала, что они предпочитали разбираться с такими вещами сами, без привлечения полиции. Но одновременно ему следовало понять, что сейчас ситуация сильно отличалась от обычной.

Речь шла о засаде.

О покушении на убийство.

И, пожалуй, об убийстве.

Антон кивнул кому-то, только что появившемуся в дверях кафе, и широко улыбнулся. Молодая девушка с афрокосичками поздоровалась с ним. Линн тем временем попыталась вспомнить, что она знала о нем. Они выпили по чашке кофе тогда, год назад, после первомайской демонстрации на площади Сергеля. На том все и закончилось. Тогда она проявила больший интерес к нему, чем он к ней. Даже поспрашивала о нем у общих друзей, отправила ему эсэмэс, но больше выйти с ним на связь не пыталась. Он давно принадлежал к синдикалистам. Она нашла в сети написанные им полемические статьи и фотографии демонстраций с его участием.

Мог ли Антон действительно иметь какое-то отношение ко всему? Почему именно он появился у нее с известием о смерти Ильвы и сейчас передал ей конверт? Может, он уже вскрыл его над пáром и ознакомился с содержимым или сам написал письмо, чтобы пустить ее по ложному следу? Зачем ему понадобилось бы так усложнять все, когда он мог просто уйти в подполье и исчезнуть?

Антон надел куртку.

— Я не думаю, что мы зайдем слишком далеко, — сказал он.

Она знала, что он имел в виду. В каком-то смысле он считал ее сотрудником полиции. Частью властных структур. Аппарата угнетения, членов которого порой, пожалуй, не без оснований подозревали в том, что они слишком рьяно защищали демонстрации нацистов. Он поднялся и с каменным выражением лица положил руку ей на плечо.

— Я свяжусь с твоим знакомым из полиции, если ты дашь мне номер. Остальные члены группы, Фредрик и Иван, сами решат, как поступить. Но я сообщу им, — сказал он и, убрав руку с ее плеча, направился к выходу. — Однако на это уйдет время. Сначала мне надо разобраться кое с какими делами, — добавил он на ходу.

Выйдя на улицу, Антон плотнее закутался в куртку и направился в сторону площади Нюторгет. Теплый свет, пробивавшийся наружу из окон бара Pet Sounds, манил его. Однако студенческое пособие давно закончилось, и в этот раз ему с неохотой пришлось пройти мимо.

Он не знал, на чьей стороне находилась Линн. И мог ли он положиться на нее. Она казалась ему надежной. Но он не имел права на ошибку. Слишком многое стояло на карте. В акции, которую они спланировали, должны были участвовать и другие отделения АФА. Она не могла провалиться. Особенно после случившегося в доме нацистов в Тюресё.

Они собирались дать им настоящий бой. Не могли позволить правым экстремистам спокойно провести через неделю их большую манифестацию в Гетеборге в день смерти Йозефа Менгеле. Намеревались тоже прибыть туда. Вывести из строя звуковое оборудование. Останавливать машины. Марш требовалось сорвать или задержать его начало. Чтобы нацистам пришлось шествовать в темноте по окраинам.

Антон боялся, что полиция хочет под каким-то предлогом задержать его группу за подготовку к преступлению и подстрекательство к нему, но и мысли не допускал, что поддастся на обман.

Он покачнулся, когда порыв ветра застиг его на площади, а потом прижался к стене дома, пытаясь спрятаться от дождя. Линн, пожалуй, руководствовалась исключительно благими намерениями. Она свято верила, что помогала ему и другим, но, скорей всего, полиция использовала ее в качестве марионетки, надеясь таким образом добраться до антифашистских групп. Он медленно пошел вверх по лестнице в сторону парка Витаберг и сквозь туман увидел контуры церкви Софии, а потом не спеша брел по ступенькам вниз. Ему требовалось побыть наедине со своими мыслями.

Линн, пожалуй, смогла бы помочь ему. Но с чего она стала бы делать это? И если в их группу внедрился враг, он хотел сам разобраться с этим. Однако, толком не зная, кого ему искать, опасался ошибиться. В то же время он боялся, что, если в такой ситуации в дело вмешается полиция или он попросит помощи у Линн, их планы относительно Гетеборга не удастся сохранить в тайне. И возможного агента нацистов, и правоохранителей наверняка интересовало, какие акции АФА готовила в будущем, чтобы они могли нанести удар — каждый со своей стороны. Не ведая о намерениях друг друга. Хотя порой создавалось впечатление, что у правых экстремистов хватало сочувствующих среди стражей порядка, которые сливали им информацию. Слишком уж часто адреса и убежища антифашистов становились известны нацикам, хотя они сами не обладали ресурсами, чтобы добывать такие данные. Если они, конечно, не приходили от тех же самых кротов.