Тьма падет - Роберт Брындза Страница 24

Запястья Хайдена были пристегнуты к деревянной спинке кровати, лодыжки привязаны тонкой веревкой к столбикам. Его тело звенело от напряжения, пока он слабо барахтался, тщетно пытаясь сопротивляться.

Том стоял над ним на коленях, и его ладони крепко сжимали чужую шею.

– Да. Давай, борись со мной, – прошептал он, склонившись к уху Хайдена. – Не получается, да? Потому что я здесь главный. Я тут главный задира, и тебе меня не победить.

Том сжал хватку сильнее, вдавил большие пальцы прямо под кадык Хайдена. Там, он знал, находится волшебная точка – если надавить на нее, то глаза открываются рефлекторно, и ему нужно было, чтобы глаза Хайдена были открыты. Еще чуть-чуть. Важно не пропустить самый главный момент, то мгновение перед смертью, когда взгляд замирает, а глаза заволакивает мрак.

Тому нравилось душить своих жертв, пока он их насиловал. Первые несколько раз он просто играл в удушение – ничего серьезного, просто небольшое кислородное голодание, достаточное, чтобы внушить ужас. Но затем он сжимал пальцы все сильнее и сильнее – было что-то такое в том, чтобы поставить человека на грань смерти, а затем ослабить хватку, позволив ему вернуться из небытия.

Ночь закончилась слишком быстро, и вскоре за окном забрезжил рассвет. Том осознал, сколько прошло времени, только когда солнечный луч проник сквозь щелку в шторе, осветив опухшее, покрытое синяками лицо Хайдена полоской золотистого света. Белки его глаз были залиты кровью.

Тома всего трясло от напряжения, по спине и подбородку крупными каплями стекал пот.

Тело Хайдена вдруг тоже задрожало в унисон, и Том склонился ниже, наваливаясь всем своим весом. Кровать заскрипела, а Том все сжимал и сжимал пальцы, стискивая чужое горло до боли в руках.

Еще чуть-чуть. Уже почти.

Налитые кровью глаза Хайдена слепо таращились в ответ расширенными зрачками. Он издал дребезжащий стон, тихий и слабый, абсолютно не передающий ни его страха, ни боли. Том склонился еще ниже, их лица разделяли считаные сантиметры, кончики носов соприкоснулись. Блики солнечного цвета танцевали на радужке Хайдена, отражая последнюю вспышку сопротивления, последние капли воли к жизни. А затем к нему пришло осознание: смерть уже здесь. Тело Хайдена расслабилось, внутренний свет угас, глаза его заволокло мраком, и в них больше не отражалось ничего, кроме пустоты.

В доме было тихо. Когда Том принес Хайдена домой, то не стал включать ни музыку, ни телевизор. Теперь, когда он сидел, сгорбившись, и молча смотрел на мертвое тело, тишина стала густой и липкой.

Том сжал и разжал пальцы, пытаясь избавиться от ломоты в суставах. Пытаясь отдышаться, он сделал несколько глубоких вдохов. Зловоние смерти, повисшее в воздухе, заставило его желудок судорожно сжаться, и Том опрометью бросился в ванную комнату. Его вырвало.

Он обессиленно опустился на колени перед унитазом, чувствуя, как холодит кожу кафельная плитка. Его трясло крупной дрожью – Том всегда впадал в состояние шока, когда все заканчивалось. После того, как их глаза заволакивала тьма. Страх, восторг, разрядка, когда все напряжение разом спадало – от этого Тома всегда начинало тошнить. Еще какое-то время он провел, скорчившись, на полу, кашляя в перерывах между позывами рвоты. Когда его желудок наконец опустел, он встал и умылся холодной водой. Избегая смотреть на свое отражение, Том отвернулся от раковины и вернулся в спальню.

Хайден лежал неподвижно. Его нежно-кремовая кожа потеряла всякий цвет, мускулы обмякли, тело наливалось восково-желтым нездоровым оттенком. Том добрался до окна и открыл его настежь, выпуская дух Хайдена прочь из стен этой комнаты.

Оперевшись на подоконник, Том немного постоял у окна, глядя на восходящее солнце, и холодный ветер обдувал его обнаженное тело.

Затем он вернулся в ванную, заткнул сток пробкой и включил горячую воду. Заклубился пар, каплями оседая на белой кафельной плитке, и на Тома вдруг нахлынули старые воспоминания – такие же свежие и болезненные, сколько бы лет ни прошло.

* * *

Ему тринадцать. Только что закончился футбольный матч, и теперь он стоит, обнаженный, посреди школьной душевой, и вокруг выстроились его одноклассники. Воздух пропитан триумфом и духом товарищества – но к нему это не относится. Он в проигравшей команде. Весь матч он держался поближе к краю поля, как мог избегал мяча и горячо надеялся, что его команда победит. Было бы куда проще, если бы его команда победила. Будь он среди победителей, никто бы не обратил на него внимания, но в этот раз он оказался среди проигравших. А проигравшим всегда нужен кто-то, кого можно обвинить.

От грязных кафельных стен эхом отражаются радостные вопли победителей, и он спиной чувствует, как все сильнее распаляются его сокомандники. Сегодня удача от них отвернулась, и на кого они сорвут злость? На главном неудачнике.

Том стоит в окружении голых тел, чувствуя, как его пробирает нервная дрожь. Вокруг витает запах пота и грязных носков, кругом – только чужие разгоряченные тела и грязь. О, как ему хочется, чтобы мистер Пайк, учитель физкультуры, включил наконец воду в душевых. Тогда он сможет быстро ополоснуться и наконец завернуться в полотенце. Том пытается прикрыть свою наготу руками: его тщедушное тело кажется таким уязвимым по сравнению с атлетически сложенными, полностью развитыми телами его одноклассников.

Не говоря уже о постыдной похоти, которую он испытывает при одном взгляде на их загорелые фигуры. Он ненавидит себя за то, что жаждет их так же сильно, как и страшится. Он просто хочет, чтобы холодный кафельный пол разверзся и поглотил его.

Мистер Пайк возникает в конце длинного коридора, ведущего к душевой, и поворачивает большой металлический вентиль. Трубы шумят и плюются, и наконец спустя мгновение душ оживает и комната наполняется паром.

– Давайте мойтесь быстрее! – выкрикивает мистер Пайк. – Пошевеливайтесь!

В холодном воздухе завиваются клубы пара. Том стоит за Эдвином Джонсоном – капитаном проигравшей команды. У него широкая мускулистая спина и подтянутые ягодицы. За спиной слышатся смешки, они становятся все громче и громче, и вдруг Том чувствует, как его толкают сзади, слышит неразборчивый шепот, потом – громкий издевательский смех. На его спину ложится холодная ладонь, и в следующее мгновение он уже летит вперед. Его слабое тело врезается в крепкий мускулистый зад Эдвина, кожа к коже.

Он отскакивает назад, но Эдвин уже стремительно разворачивается к нему, и лицо у него покраснело от гнева.