Закон триады - Цю Сяолун Страница 23

– Ну, нас у родителей было всего двое, я да Вэнь. Мама умерла очень рано, и отец один вырастил нас – вот в этой самой комнате. Я человек обыкновенный, про меня и говорить-то нечего. Ни тогда, ни сейчас. Но она была совершенно другая. Очень красивая и к тому же очень способная. Все учителя в школе предсказывали ей блестящее будущее в социалистическом Китае. Она пела, как жаворонок, танцевала, как облачко. Люди говорили, что она родилась под персиковым деревом.

– Как это? – не поняла Кэтрин.

Чэнь пояснил:

– Мы сравниваем красивую девушку с цветком персика. Еще существует поверье, что, если ребенок родился под персиковым деревом, он вырастет очень красивым.

– Уж не знаю, родилась ли она под персиковым деревом или нет, – снова вздохнул Лихуа и затянулся сигаретой, – а только не в тот год, это уж точно. Когда она училась в шестом классе, началась культурная революция. Она вступила в ряды хунвейбинов и стала самой главной солисткой в районном ансамбле песни и пляски. Школы и разные организации приглашали ее петь революционные песни и исполнять «Танец верности».

– «Танец верности»? – снова переспросила Кэтрин. – Извините, что я вас прервала.

– В те годы в Китае танцы были запрещены, – пояснил Чэнь. – Разрешали исполнять только один танец – так называемый «Танец верности», больше похожий на марш. Танцор держал вырезанный из бумаги иероглиф «верность» или красное бумажное сердце, на котором изображался тот же иероглиф. Даже жесты танцоров были призваны всячески демонстрировать преданность председателю Мао.

– Затем возникло новое движение – закончившие школу юноши и девушки, так называемая «грамотная молодежь», уезжали на перевоспитание в деревню, – продолжил Лихуа. – Как и другие, она всем сердцем отозвалась на призыв Мао. Ей было всего шестнадцать, и отец очень боялся за нее. По его настоянию, вместо того чтобы ехать со своими одноклассниками, она отправилась в провинцию Фуцзянь, в деревню Чанлэ, где у нас были родственники, которые, как мы надеялись, могли о ней позаботиться. Сначала вроде все шло хорошо. Она регулярно писала домой, говорила о том, что считает для себя необходимым перевоспитание через тяжелую работу, поэтому она сажает рис, рубит в лесу деревья на дрова, под дождем пашет землю… Тогда почти вся молодежь верила Мао, как будто он был богом.

– И что же потом?

– А потом она вдруг перестала нам писать. Мы с отцом не могли отправиться в такую даль, поэтому написали родственнику, и он как-то уклончиво ответил, что у нее все хорошо. Через несколько месяцев она прислала коротенькое письмо, сообщила, что вышла замуж за Фэн Дэсяна и ждет ребенка. И тогда отец поехал к ней, в ту самую деревню. Путь был долгий и тяжелый. Вернулся он совершенно другим человеком, разбитым, поседевшим и опустошенным. Мне он почти ничего не рассказывал. Ведь он возлагал на нее такие большие надежды! С тех пор она нам почти не писала. – Лихуа с силой потер лоб, словно заставляя себя вспомнить. – Отец во всем винил только себя. Ведь если бы она уехала со своими одноклассниками, то после революции вернулась бы домой, как и большинство из них. Эта мысль и свела его вскоре в могилу. И вот тогда она в первый раз приехала в Шанхай, чтобы похоронить отца.

– Она о чем-нибудь рассказывала вам в тот приезд?

– Нет, практически ничего. Сестра очень изменилась. Сомневаюсь даже, узнал бы ее отец в черном платье из грубой домотканой холстины и в белой повязке из полотенца. Как могла судьба обойтись с ней так несправедливо! Она очень плакала по отцу, но почти ни с кем не разговаривала, ни со мной, ни с Чжу Сяоин, которая была ее самой близкой подругой в школе. Чжу приходила на похороны и подарила нам стеганое одеяло.

Чэнь увидел, как Кэтрин что-то записывает.

– Потом сестра стала писать еще реже, – монотонно продолжал Лихуа. – Мы узнали, что она получила работу на фабрике деревенской коммуны, но зарабатывала очень мало. А вскоре в результате несчастного случая у нее погиб сын. Еще один тяжелый удар. Последнее письмо от нее пришло года два назад.

– А остальные ее знакомые в Шанхае поддерживают с ней связь?

– Нет, не думаю.

– Почему вы так считаете?

– Дело в том, что в прошлом году ее одноклассники собрались на встречу. Они устроили роскошный вечер в гостинице «Река Цзин». Организовал его и за все заплатил один их парень, который очень разбогател. Каждому однокласснику было прислано приглашение, в котором было написано, что если кто-то не сможет прийти сам, то вместо него может прийти его родственник. Вэнь по-прежнему жила в деревне, и Чжу уговорила пойти меня. Я в жизни не бывал в пятизвездочной гостинице и, конечно, согласился. За столом несколько ее одноклассников подходили ко мне и расспрашивали о сестре. Меня это не удивило. Чжу помнит, какой она была в школе. В нее были влюблены очень многие ребята.

– У нее был тогда возлюбленный? – спросила Кэтрин.

– Нет, в те времена об этом и подумать было нельзя. Она же была хунвейбином и все свободное от учебы время посвящала революционной деятельности. – Помолчав, Лихуа добавил: – Тайные воздыхатели, может, и были, но только не возлюбленный.

– Ну, допустим, тайные воздыхатели, – сказал Чэнь. – Вы можете кого-нибудь из них назвать?

– Да их много было. Некоторые пришли на эту встречу. Кое-кто живет хорошо, кое-кто – очень плохо, вроде Су Шэньи, он-то совсем разорился. Но тогда он тоже был хунвейбином, часто приходил к нам домой. Он тоже пришел на встречу одноклассников, чтобы поесть всяких вкусных вещей, как и я. Выпив несколько рюмок, он признался мне, что очень любил Вэнь, и даже заплакал. Еще там был Цяо Сяодун, он состарился, поседел и вообще очень сдал, сейчас ждет увольнения на пенсию. Цяо играл в «Истории Красной Лампы» Ли Юйхэ. Они с Вэнь были в одном ансамбле песни и пляски. Как же все изменились!

– А кто тот разбогатевший парень, за чей счет и была устроена встреча?

– Его зовут Лю Цин. В 1978 году он поступил в университет, стал репортером «Вэньхуэй дейли», сочинял стихи и даже печатал их, а после основал свое дело. Теперь он настоящий миллионер, владеет компаниями в Шанхае и в Сучжоу.

– Лю тоже был тайным воздыхателем Вэнь?

– Нет, не думаю. Вообще-то мы с ним даже не поговорили, он все время провозглашал тосты за одноклассников. Чжу сказала, что в школе его попросту не замечали. Он был заядлым книгочеем, сыном родителей с сомнительным прошлым. Он не посмел бы заглядываться на Вэнь, это было бы все равно как если бы жаба заглядывалась на белого лебедя. В самом деле, колеса фортуны вращаются стремительно. В случае с Вэнь ей не понадобилось и шестидесяти лет.

– Еще одна китайская пословица, – объяснил Чэнь Кэтрин. – «Колеса судьбы делают один оборот каждые шестьдесят лет».

Кэтрин кивнула.

– Моя бедная сестренка практически погибла, когда ей было всего шестнадцать лет. Думаю, прийти на ту встречу ей не позволила гордость.

– Она действительно слишком много перенесла. Некоторые люди после душевной травмы полностью замыкаются в себе, – сказала Кэтрин. – Но пока человек жив, жива и надежда. Значит, в Шанхае она ни с кем не могла бы встретиться?