Точка возврата - Мария Ильина Страница 23

В то утро Макс никак не мог заставить себя подняться, все лежал и слушал, как ходят по коридору теща с тестем, ворчат, вяло препираются. Хлопали двери, звенела посуда, шумела вода. Впереди длинный рабочий день. Предстоит по квартирам обойти дом номер два по Девятой Парковой улице, расспросить соседей, поискать свидетелей. Филин с трудом вылез из кровати, поморщился, направился на кухню. Пережевывая сухой безвкусный бутерброд с сыром, отхлебнул кисловатый, противный кофе, скривился. Теща полезла с расспросами, но он отвечал односложно, все больше кивал, как игрушечный болванчик. Каким бы подкаблучником его ни считали, обсуждать дома служебные дела — табу. Кинув недоеденную черствую корку в ведро, торопливо выскочил в свежее первоапрельское утро, в душе посмеиваясь над мокрыми ботинками и всей своей незадачливостью.

Опрос решил начать с соседки потерпевших Ивановой Клавдии Стефановны. Такая любопытная старушка — для сыщика просто клад. Все видит, слышит и знает, правда, порой больше, чем есть на самом деле. Бабка открыла сразу, будто ждала под дверью, и заверещала, не давая опомниться:

— Всю ночь не спала, о Тошеньке думала, малюсенький такой был, беззащитный ангелочек! — промокнула краешком фартука кстати навернувшуюся слезу. — У какого изверга рука поднялась! Ужас! Вы смогли что-нибудь выяснить? — глянула на полицейского как голодная дворняга на кусок колбасы.

— Ведется следствие! Куда можно пройти, чтобы спокойно побеседовать? — Макс принялся усердно вытирать ноги о половичок.

— Да, да, можете не разуваться! Давайте на кухню, чайку попьем!

Квартирка кукольно маленькая, но ухоженная, чистая, хотя ремонта не было по виду лет двадцать. Мебель того же возраста. Макс взглянул на белые в розовый цветочек кухонные шкафы, выгоревшую на солнце серо-буро-малиновую штору, вытертую до проплешин клеенку. Благостная нищета нагоняла тоску, мешала сосредоточиться.

— Вот чай, пожалуйста! Вам сахару сколько класть? — пододвинула тяжелую чашку с растрепанной красной птицей.

— Спасибо, не нужно! Я не люблю сладкое, — мужественно отхлебнул горячее светло-желтое пойло, отдающее чем-то аптечным. — Перейдем к делу, — достал блокнот, приготовился записывать. — Луговых давно знаете?

Старушка закивала:

— Валерик живет здесь лет восемь. Это вообще бабки его квартира. Покойница, скажу вам, не подарок была, каждой бочке затычка, всюду лезла, нравоучениями донимала. По травке не ходи, не шуми, того-сего не трогай! Внук у меня маленький тогда часто гостил, так затыркала его совсем.

Филин невольно улыбнулся: «Хорошо же ты у нее научилась».

— Вы лучше про Валерия расскажите. Клавдия Стефановна охотно переключилась:

— Тихий такой парень, вроде порядочный, не пьет, не курит, компаний не водит. Вежливый, помочь никогда не отказывался. Кстати, карниз этот он прикрутил. Про Ладку что сказать… Живут вместе года три. Плохого особо не замечала. Но с претензией, нос задирает, здороваться здоровается, но по душам поговорить — ни-ни. Мужика хорошего отхватила и сидит дома, бездельничает. Художница, тоже мне! Кому ее мазня нужна, страхолюдство сплошное.

— Ас ребенком она сидела?

— Больше некому! Бабки у них не для того, чтобы нянчить. Его мамаша — стерва еще та! Все лучше всех знает. Понятное дело, с невесткой не поладила и здесь почти не появлялась. Ее же мамочка — эдакая девчушка, резвушка, порхает да хвостом вертит.

— И никаких других родственников? — удивился Макс. Старушка вспомнила:

— А-а, тут дед Валеркин был. Еще в прошлом июне приехал откуда-то из Средней Азии, город не помню. Противный старый хрыч. Из самого песок сыпется, а все вредничал да задирался. Ладку от него трясло прям. Я ее понимаю, с таким в одной квартире — не дай бог! Да еще гостил долго, почти полгода. Уехал, уже снег был. Тогда же Лада с Тошенькой в больницу попала, долго лечились, совсем недавно вернулись, еще гулять не выходили толком.

— А чем малыш болел, не спрашивали?

— Как же не спросить?! — всплеснула руками бабулька. — Только не ответили. Но серьезно — это точно! И она вернулась смурная, замкнутая, раздражительная, переживала, видно. Хотя за такое время в больнице любой озвереет, не то, что девчонка молоденькая.

Макс оживился, хлебнул холодного чая, откусил черствый пряник:

— Может, ребенок больным родился? Врожденная патология какая-нибудь? Ничего про это не говорили, хотя бы вскользь?

— Ну, что вы! Малышок здоровенький, хорошенький был, просто загляденье! Валеркина мать — врачиха, ей тоже в голову втемяшилось такие ужасти искать. Тошеньку в первый же месяц в навороченной клинике обследовали по блату и ничего не нашли!