Чтиво - Джесси Келлерман Страница 23

— Бедный Артур.

Пфефферкорн тотчас понял, что напрасно позвонил Карлотте. Он искал утешения, но как его получишь, если нельзя сказать правду? Сочувствие Карлотты лишь корябало душу.

— Накануне выхода книги Билл тоже не находил себе места. Будто надвигалось что-то ужасное.

Пфефферкорн молчал.

— Вы с ним похожи, — сказала Карлотта.

— Считаешь?

— В чем-то — да.

— Я хорош в постели?

— Что за вопрос?

— И все же?

— Конечно. Ты чудный.

— Только слегка проржавел.

— Да? Я не заметила.

— Не хуже Билла?

— Артур. Не надо.

— Никаких обид, если он лучше. Вполне естественно. Он имел больше времени узнать твои предпочтения.

— Мое предпочтение.

— Скажи честно. Я переживу.

— Не стану отвечать на дурацкий вопрос.

— Да нет, уже ответила.

— Ничего подобного. Просто отказалась отвечать на глупый вопрос.

Наступило молчание.

— Извини, — сказал Пфефферкорн. — Перенапрягся.

— Понимаю. Я уверена, книгу ждет оглушительный успех.

Именно этого он и боялся. Как же Билл-то выдерживал? Наверное, раз от разу оно легче? К тому же в хитросплетении событий его роль относительно невелика и оттого простительна. Ведь он не нажимает кнопку, не спускает курок. Всего лишь издает книгу.

— Ждешь не дождешься творческих встреч? — спросила Карлотта.

— Не терпится увидеть тебя, — сказал он.

— Я приведу с собой огромную толпу. Пфефферкорн вздрогнул.

Карлотте надо быть подальше от всего, что связано с книгой. Чтоб не замараться.

— Кажется, тем вечером у тебя танцы?

— Отменила.

— Зря, — сказал он.

— Глупости. Потанцевать я могу когда угодно.

— Тебе ж это в радость.

— Лучше увижусь с тобой.

— Знаешь, при тебе я стану нервничать.

— Ой, перестань.

— Правда, — сказал он. — Не приходи.

Вышло грубо, и он поспешно добавил:

— Прости. Ей-богу, начну запинаться.

— Ну да, оно нам надо?

— Пожалуйста, не заводись.

Карлотта вздохнула:

— Ладно, извини.

— Проехали. Увидимся после выступления. Выбери какое-нибудь уютное местечко. Сделай для меня, хорошо?

— Конечно.

— Спасибо.

— Легкой дороги.

— Спасибо.

— Артур… — Она помолчала. — Я тебя люблю.

— И я тебя.

Пфефферкорн повесил трубку и заходил по квартире. Одиннадцать вечера. Через десять часов откроются книжные магазины и «Кровавая ночь» вырвется в мир. Днем раздача автографов, вечером в половине восьмого первая публичная читка. А потом запрягайся на три недели. Отдохнуть бы. Но заснуть не удастся, сегодня уж точно. Пфефферкорн включил телевизор. Через полминуты специального репортажа о кризисной ситуации в Злабии выключил и вновь зашагал по квартире.

Пфефферкорн старательно избегал всяких намеков о связи его новой реальности с прошлым. Он запрещал себе об этом думать, боясь того, куда заведут подобные мысли. Грани его личности сформировались в противодействии Биллу. Он считал себя писателем, не пожелавшим жертвовать искусством в угоду материальным благам, — этакий анти-Билл. Но какой смыл противостоять тому, чего не существовало? Было бы убийственно осознать, что всю жизнь тягался с призраком.

Если вдуматься, стоила ли игра свеч? Каков итог? В творчестве ничем особым он себя не проявил. Чем уж он так отличен от Билла, если отбросить его ослиное упорство в том, что они с ним разнились? Что было бы, если б не Билла, а его завербовали в секретную агентуру? Что, он женился бы на Карлотте? А дочь бы родилась? Сейчас был бы жив вообще? Ткань мироздания безнадежно расползалась, и сквозь дыры проглядывали иные миры, одни манящие, другие неописуемо кошмарные.