Феникс в огне - М. Дж. Роуз Страница 23

Юлий и Сабина. Рим. 391 год н. э.

Он покинул город рано утром, пока небо еще оставалось темным и на горизонте не вспыхнул рассвет. На улицах Юлий встретил лишь нескольких бродячих кошек, не обративших на него никакого внимания.

Сабина всегда издевалась над ним, говорила, что он вечно торопится, однако сейчас им нужно было быть очень осторожными. Уж пусть лучше он покинет город под покровом ночи и прибудет к роще затемно.

Когда Юлий проходил мимо дворца императора, он, как всегда, бросил взгляд на затейливый календарь, высеченный на стене. В последние годы ход времени приобрел новый, пугающий смысл. Сколько еще дней, недель и месяцев осталось до того, как все вокруг изменится до неузнаваемости? Сколько еще времени он сможет приносить жертвы и выполнять ритуалы? Как долго будут соблюдаться древние церемонии, завещанные далекими предками?

За последние два года ему пришлось взвалить на себя целую груду дополнительных обязанностей, поскольку все меньше и меньше молодых людей приходили в духовные училища. Так что теперь в дополнение к присмотру за весталками он выполнял работу фламина Фуррины, то есть стал служителем культа этой богини и ухаживал за рощей, которая принадлежала ей.

Не императору, не миланским епископам, жадным до власти, а богине.

Юлий миновал дворец и повернул на дорогу, ведущую из города. Какой-то человек, судя по всему, выпил сверх меры и заснул, привалившись спиной к стене четырехэтажного здания. Он уронил голову на грудь и вытянул руки ладонями вверх, словно прося подаяния. Кто-то бросил ему в руки объедки. По ночам на улицах города спали бедные глупцы, бездомные или пьяные, а другие глупцы о них заботились.

Вот только с этим человеком что-то было не так.

Юлий почувствовал это еще до того, как понял, в чем дело. Может быть, все объяснялось тем неестественным углом, под которым свисала голова спящего человека, или полной неподвижностью его тела.

Юлий протянул руку, взял мужчину за подбородок и поднял его лицо. В то же самое время он увидел, что одежда этого бедняги спереди была разрезана или разорвана. На его груди багровели страшные пересекающиеся линии, одна вертикальная, другая горизонтальная. Под содранной кожей виднелись внутренние ткани, все еще сочащиеся кровью, которая окрасила землю под трупом в темно-красный цвет.

Теперь Юлий разглядел черты его лица. Это был вовсе не бездомный пьянчужка, а Клавдий, молодой жрец из духовного училища. Юлий с ужасом осознал, что Клавдий держал в руках не объедки, а свои собственные глаза.

Сколько страданий пришлось вытерпеть этому человеку и почему? Юлий отшатнулся назад. Неужели всему виной бесконечная жажда власти, обуявшая императора? Гораздо страшнее было то, что прихвостни, выполнявшие все прихоти этого человека, даже не догадывались о том, что он их использовал, что никакой бог не говорил его устами.

— Уходи отсюда. Поторопись! — прошептал вдруг кто-то.

Юлию потребовалось какое-то время на то, чтобы найти взглядом старуху, которая скрывалась в тени. Белки ее глаз светились в темноте, с губ не сходила кривая усмешка.

— Говорила я тебе, всем вам, но никто меня не слушал, — продолжала она скрипучим голосом, звучавшим так, словно ее горло было посыпано песком. — Теперь оно пришло, но это только начало.

Это была одна из тех выживших из ума старух, которые предсказывали на улицах будущее и выклянчивали мелкие монетки у прохожих. Сколько помнил Юлий, она всегда сидела здесь. Но сейчас старуха предлагала не пророчество, не божественное откровение. Она знала, как и он. То самое страшное, чего они так боялись, обрушилось на них.

Юлий швырнул старухе монетку, бросил прощальный взгляд на Клавдия и двинулся дальше. Его дыхание успокоилось только через полтора часа, когда он вышел за городские ворота. Юлий распрямил плечи. Он лишь сейчас заметил, что до сих пор шел сгорбившись, скрываясь от посторонних взоров. Теперь ему постоянно приходилось это делать.

На протяжении всей истории люди сражались друг с другом, чтобы выяснить, чья же религия самая правильная. Но разве не процветали бок о бок различные цивилизации, несмотря на то что все они поклонялись своим собственным божествам? Разве та религия, которой служил сам Юлий, не действовала в точности так же на протяжении тысячи с лишним лет? Служение и поклонение многим богам и богиням и самой природе никоим образом не исключали веру во всемогущее божество. Прежде никто не требовал, чтобы все верили в одного бога. Однако теперь император решил этим заняться.

Чем больше Юлий изучал историю, тем прочнее убеждался в мысли о том, что им противостоял один-единственный человек. Император Феодосии использовал хороших людей с хорошей верой для того, чтобы упрочить свою собственную власть, увеличить свое состояние, и без того огромное. Почти семьдесят пять лет назад в Нике был провозглашен догмат о том, что все люди должны обратиться в христианство и поверить в единого Бога, всемогущего отца, творца небес и земли. Этот принцип еще никогда не насаждался так жестоко и насильственно, как сейчас. Кровавые убийства служили предупреждением для всех. Принимайте новую веру, или вас ждет полное уничтожение!

Юлий и его товарищи не пребывали в заблуждении. Если они хотели остаться в живых, то им нужно было отказаться от своей веры или хотя бы притвориться, что отказались. Если у них были какие-то планы на будущее, то им требовалось смягчить часть своих собственных законов и приспособиться к новым порядкам. Однако в настоящий момент перед ними стояли гораздо более серьезные проблемы.

Император Феодосии не был святым. Борьба велась не между одним богом и многими богами, не между обрядами и спасителями. Каким мудрым оказался Феодосии, и какими нетерпимыми были его епископы! Они вступили в сговор, желая убедить всех в том, что тот, кто не примет новую веру, будет страдать не только в этой жизни, но и в следующей, причем гораздо сильнее. Опасность для всех жрецов, для всех старых культов, для всех тех, кто придерживался прежних порядков, возрастала день ото дня. Молодой жрец, которого сегодня утром Юлий увидел в сточной канаве, был еще одним предостережением остальным фламинам.

Люди повсюду откликались на призыв императора поддержать новые законы и публично объявляли об обращении в новую веру. Однако за закрытыми дверями шли другие разговоры. Те римляне, которые всю жизнь молились старым богам и богиням, не теряли надежды на отмену указа о новой религии. Да, на людях они заявляли о верности своему императору, тем самым защищая себя. Однако Рим оставался городом предрассудков, каким бы современным он ни был. Простые граждане боялись императора, но еще больше они опасались тех напастей, которые могли обрушиться на них, если они порвут со старыми ритуалами. Внешне в империи сохранялось всеобщее повиновение. Люди будто бы бурлили энергией, способной совершить религиозную революцию, но на самом деле во всем этом было много фальши.