Фонарщик - Энтони О'Нил Страница 23

Побежденная — невероятная простушка — была женой торговца каучуком, из-за частых отлучек которого ее преданность несколько поизносилась. Она поглаживала безымянный палец в угловом кабинете «Крипты поэтов» — покосившегося трактира на Вест-порт, известного своим мраком и сомнительной репутацией, — и праздношатающийся Эйнсли сразу же понял, что перед ним женщина, развлекающая себя мыслями об измене.

— Мадам, — сказал он, наклонившись к ней с деланной серьезностью, — может быть, вы видели здесь даму с темно-рыжими волосами? Светло-карие глаза, круглое лицо? Понимаете, мы договорились с ней встретиться за этим столиком. Вы не возражаете, если я присяду к вам и подожду?

Когда ожидание неизбежно затянулось, оказалось, что удобнее всего скрасить его разговором и набирающими темп рюмочками ликера. А когда стало ясно, что щекастая рыжеволосая красавица вряд ли появится, Эйнсли уже не особенно нужно было разыгрывать огорчение.

— Вы мне составили прелестную компанию! — воскликнул он, изящным жестом коснувшись коленки новообретенной спутницы. — Мне кажется, мы знакомы сто лет!

Но увы, безжалостно приближалась полночь.

— Боюсь, они скоро закроются, — заметил он даже без намека на сожаление, — и если мы останемся, нас просто выставят. Но почту своим долгом проводить вас до дома, если вы не возражаете. Все-таки улицы нашего города небезопасны по ночам, особенно в свете недавних странных происшествий. — И затем, когда они остановились возле веранды ее дома, продолжил тему: — Знаете, я ведь знал обоих — профессора Смитона, это тот, которого убили, и полковника, которого выкопали. Вы смеетесь! Я совершенно серьезно — пару лет назад у меня с ними были кой-какие дела. Странные люди, что один, что другой. Хотите узнать поподробнее?

А когда спустя несколько впустую потраченных часов он удостоверился, что она уснула и ни на что не реагирует, то приступил к работе, игнорируя бросающиеся в глаза ценности и обшаривая весь дом, как он это обычно делал, в поисках припрятанных сокровищ. Разбогатев к утру, Эйнсли, чтобы затемнить вопрос о личности похитителя, методично расшатал подоконник и сломал щеколду на окне, выходящем в сад, и, как коварный искуситель, улегся рядом со своей спящей царицей Савской, а затем, слегка сбрызнувшись розовой водой хозяйки и как следует попользовавшись табаком хозяйки, отправился на назначенную встречу.

Лавируя между экипажами на Саут-бридж, он снова заметил взгляд молодой женщины в квакерском платье, которая не выпускала его из виду. Но когда Эйнсли посмотрел прямо на нее, она испуганно и вместе с тем почтительно опустила глаза. Он свернул на Инфёрмери-стрит и с любопытством обернулся. Она тоже свернула. Теперь он был уверен, что она шла именно за ним, преследовала его.

Это скорее заинтриговало Эйнсли, чем обеспокоило; что-то в ее настойчивости особенно возбуждало, приводило в прекрасное расположение духа — ведь его и раньше преследовали молодые женщины, ищущие приключений. Обладая инстинктом сезонного охотника за дичью, Эйнсли решил развлечься. Он свернул вниз, к общественным баням, и скоро услышал за спиной ее шаги. Он взял курс на улицу Драммонд, и она последовала за ним. Миновав почтовое отделение железной дороги, он свернул на Николсон-стрит, она не отставала.

Он мысленно улыбнулся, сравнивая себя с магнитом, притягивающим частички благодаря загадочной силе, которой даже не вполне может управлять. Припомнив военный опыт, что он делал нередко, Эйнсли решил, что самое время мужественно двинуться прямо на противника. Выйдя на площадь Хилл, он развернулся, скрестил руки и встал возле столба с почтовым ящиком. И когда несколько секунд спустя появилась испуганная девушка, он был готов к встрече.

— Привет, — ухмыльнулся он.

В спешке она чуть не наскочила на него.

— Прощу прощения, сэр! Я…

— Вероятно, шли за мной?

— Нет, сэр! — Она отпрянула. — Нет, сэр!

— А мне кажется, да.

— Вовсе нет, сэр, — я шла на работу!

Он усмехнулся:

— И работаете вы, надо думать, где-то здесь неподалеку?

— Да, сэр, именно здесь!

Она не поднимала глаз выше его воротника.

— И где же?

— Что «где»?

— Где вы работаете?

— Там, сэр. — Она робко указала через дорогу на книжный магазин, где на выставленных на улицу лотках что-то искали два старика.

Эйнсли не поверил.

— И вероятно, вы пошли за мной мимо бань, потому что заблудились?

— Мне нужно было отправить письмо, сэр, опустить в ящик возле больницы.

— А чем плох этот?

— Его очень любят студенты, сэр, и он часто переполнен.

Эйнсли скептически хмыкнул, и вдруг в ее манерах, в полнейшей, до неправдоподобия, невинности ему почудилось что-то неуловимо знакомое. Он прищурился.

— Я где-то вас раньше видел, — решил он.

— Нет, сэр! — с силой сказала она и хотела пойти дальше.

— А мне кажется, видел, — повторил он, загораживая ей дорогу. — Да, вы были вчера вечером в «Крипте поэтов», сидели под портретом.

— Меня там не было!

— Тогда возле моего дома. Я видел вас на Кокбёрн-стрит.

— Это была не я! — Она замотала головой.

— Но я уверен, что видел вас раньше, — сказал Эйнсли, впиваясь глазами в нежные черты ее бледного лица и не понимая толком своих ощущений — что-то среднее между любопытством и смущением. — Я уверен, — повторил он, словно увидев какой-то призрак.

— Не знаю, о чем вы говорите, сэр, — сказала она и двинулась дальше.

На этот раз он не стал ей мешать — она была не настолько хорошенькой, чтобы оправдывать его мучения.

— Как же вас зовут? — крикнул он ей вслед. — Это вы можете мне сказать?

Она остановилась посреди площади и впервые посмотрела ему прямо в глаза. Ее голову освещал робкий луч солнечного света, а ярко-голубые глаза были похожи на аптечные фонари.

И вдруг Эйнсли увидел совершенно другое лицо, в нем был неудержимый вызов, обида и даже приговор. Она не назвала своего имени, ей не пришлось этого делать.

— Эвелина! — крикнул один из рывшихся на лотках стариков. — Эвелина!

Она продолжала смотреть на Эйнсли.

— Эвелина! — снова крикнул старик.

Она оторвала взгляд и повернулась к хозяину.

— Ты можешь нам помочь? — спросил старик. — Мы тут ищем одну книгу.

Эвелина.

Она пришла в себя и стремглав бросилась на помощь, тут же отбросив все остальное, а Эйнсли как вкопанный остался стоять у почтового ящика, чувствуя, что кровь отливает от лица, как вода из раковины.

Эвелина.

«Или я могу называть тебя Эви?»

Язык у него сворачивался в трубочку и снова разворачивался, как будто на него попала какая-то едкая жидкость. Он почувствовал, что кожа на лице одрябла. Затаив дыхание он смотрел на испуганное маленькое существо — сейчас она была намного старше, чем когда он прижимал ее к своему сильно бьющемуся сердцу, — пока не уверился: ошибки не было.