Янтарные цветы - Джулия Хиберлин Страница 22

Нет, мне нельзя об этом думать. Новые трупы? Какофония Сюзанн в моей голове и без того невыносима.

Однако я признательна Джо за настойчивость. С тех пор как я побывала на процедуре обработки костей, мой айпад работал без устали. Возможно, оборудованная по последнему слову техники криминалистическая лаборатория – секрет для большинства жителей Форт-Уэрта, но сотрудники правоохранительных органов всего мира прекрасно о ней знают. Крыло с лабораторией выступает из основного здания образовательного центра «Кэмп Боуи», словно остов огромного серебристого корабля. В его трюме хранятся жуткие сокровища: детские зубы, черепа, тазобедренные кости и челюсти, которые свозят сюда со всего света в последней надежде на установление личности. Эта лаборатория добивается результатов, когда другие уже отчаялись.

– Здорово, Джо! – В голосе Билла слышатся усталость и надежда.

Я напоминаю себе, что этот человек одной рукой ежедневно тащит в гору полную телегу кирпича, а другой – меня. Сегодня утром я неохотно согласилась встретиться с «экспертом», который внимательно изучил мои рисунки. Визит к Джо стал для меня неожиданностью – приятной. Через несколько минут мне предстоит заново разглядывать картину с занавеской и искать в узорах лицо маньяка, а пока можно подышать. Если, конечно, я перестану коситься на это сердце в стеклянном ящике.

– Звонил мой начальник, – продолжает Джо. – Пока мы с вами беседуем, идет поиск по национальной базе ДНК пропавших без вести. Но не обольщайтесь. Поиск по базе ничего не даст, если родственники не разместили в ней ДНК своих пропавших девочек. В ту пору – когда они исчезли – такой базы даже не существовало. Но если родные еще не потеряли надежды, следили за новостями, не давали проходу полицейским и каждую ночь молились, чтобы их дети нашлись, – тогда не все потеряно. Вы не в кино с Анджелиной Джоли, пожалуйста, не забывайте.

Интересно, сколько раз она повторяла эту речь. Сотни? Тысячи?

Левой рукой Джо что-то рисует на полях журнала. Спираль ДНК. Кажется, с ножками. Она бежит. Или танцует.

– До дня Х осталось шесть недель. Но я и не из таких ситуаций выкручивался. Надежда есть. Передай всем большое спасибо за настойчивость. Любая новая подробность может заронить в душу судьи или присяжных сомнения – а нам только это и нужно.

Джо прекращает рисовать.

– Тесса, ты что-нибудь знаешь о применении данных митохондриальной ДНК в криминалистике? Мне хочется, чтобы ты понимала, чем мы тут занимаемся.

– Знаю, но совсем немного. Митохондриальная ДНК передается по материнской линии. Я… читала… что вам удалось установить личность одной из жертв Джона Уэйна Гейси. Спустя тридцать лет.

– Не мне лично, сотрудникам этой лаборатории. Это был Вильям Банди – ранее известный как Жертва номер 19, потому что его вытащили из тайника девятнадцатым по счету. Большой день для его семьи. И для науки.

Джон Уэйн Гейси. Ему ввели смертельную инъекцию в 1994 году. За полтора месяца до моего исчезновения.

Джо вновь принимается калякать. У танцующего ДНК появляется партнерша. На высоких каблуках. Джо убирает ручку за ухо.

– Прочитаю вам лекцию по ДНК, которую вынуждены слушать все ученики шестых классов, что приходят на экскурсию в центр. В наших клетках есть два типа ДНК: ядерная и митохондриальная. В деле Оу Джея Симпсона использовалась именно ядерная ДНК (и, кстати, если вы хоть немного сомневались в его виновности – не сомневайтесь). Но там были свежие улики. А когда поднимают дело многолетней давности, криминалистам приходится иметь дело с митохондриальной ДНК, которая сохраняется в течение долгих лет. Ее сложнее извлечь, однако с каждым годом ученые делают это все лучше и лучше. Вы совершенно правы: митохондриальная ДНК передается по материнской линии, что весьма полезно, когда имеешь дело со старым материалом. И даже с очень старым материалом – например, Романовы. Ученым наконец удалось развенчать миф о том, что княжна Анастасия сбежала из того подвала, где расстреляли ее семью. Любой человек, называющий себя княжной Анастасией или ее потомком, – лжец. Научный прогресс позволяет переписывать историю.

Я киваю. Про Анастасию мне известно многое. Лидия обожала все эти романтичные теории заговора. Десять женщин пытались выдавать себя за чудом уцелевшую дочь императора Николая II и Александры Федоровны, которых зверски расстреляли большевики. Я даже смотрела сказочную, прилизанную диснеевскую версию этих событий – когда сидела с шестилетней племяшкой Эллой. «Ты ведь тоже принцесса, да? – спросила меня она. – Ты тоже все забыла?»

Билл нетерпеливо ерзает на стуле.

– Расскажи про волос, Джо.

– Волос? – спрашиваю я. – Какой волос?

– Вы что, в самом деле не знаете подробностей дела? – раздраженно бурчит Билл. – Волос был одной из улик, позволивших обвинить Террела. Его нашли на той грязной куртке.

Грязная куртка. Окровавленная перчатка. Внезапно я вновь оказываюсь в Оу-Джей-лэнде.

– Я сознательно почти ничего не читала про дело, – выдавливаю я. Мне неприятно его разочарование. – Это было очень давно. Я давала показания только на одном судебном заседании и ничего не знаю про волос.

Джо внимательно смотрит на меня. Ручка не двигается.

– Волос был рыжий.

Мой волос.

– Эту улику подняли в последний момент. Эксперт со стороны обвинения изучил волос под микроскопом и подтвердил, что он принадлежит вам. Сказал, что уверен на сто процентов. Тогда в такие околонаучные бредни еще кто-то верил. Невозможно определить, кому принадлежит волос, с помощью простого микроскопа. Единственный способ – анализ ДНК. Этим мы сейчас и занялись.

Всего у двух процентов населения земного шара – рыжий цвет волос. Бабушка вбила этот факт мне в голову. Первый раз – в четыре года, когда я обкорнала себя ножницами, и потом – когда я пыталась стать блондинкой: выдавила на себя сок тринадцати лимонов и села мариноваться под жаркое техасское солнышко.

Рыжие волосы были моим талисманом. Они приносили удачу. Делали меня особенной.

– Про куртку я, разумеется, слышала, – уверенно говорю я. – Еще я знаю, что был свидетель… видевший, как Террел ловит попутку на дороге. Я только про волос ничего не знала. – Или забыла.

Билл резко встает.

– Вероятно, вы также не знали, что семьдесят процентов несправедливых приговоров, отмененных по результатам ДНК-экспертизы, изначально вынесены исходя из ложных показаний очевидцев? И что куртка, найденная на дороге, оказалась мала Террелу? И что рыжий волос на куртке был совершенно прямой? Если ваши школьные фотографии не врут, у вас была копна кудряшек. Как у пуделя, черт побери!

Пудели действительно кудрявые, а вот рыжих, кажется, не бывает. Впрочем, выкрасила же тетя Хильда своего пса в голубой цвет.

Хотя мне понятен его гнев. Желание выговориться.

И я отлично знаю, о чем он думает. Террел Дарси Гудвин потерял семнадцать лет жизни вовсе не из-за рыжего волоса, не из-за выброшенной кем-то куртки и не из-за женщины с ночным зрением, которая проносилась мимо на своем «Мерседесе».