Ключ Давида - Владимир Орданский Страница 22

Шаман, шипя по-змеиному, начал извиваться, как в конвульсиях. Его голова дергалась, то прячась под бубен, то раскачиваясь на шее, как воздушный шарик под порывами ветра. Совиные перья на шапке метались из стороны в сторону, и казалось, что это огромная птица носится перед брызжущим искрами костром, пытаясь взлететь в черное небо. Алтайка бросила в огонь еще можжевельника, и у Джордана все поплыло перед глазами. Кам вновь запел, на этот раз громко и отрывисто.

– Что он поет? Что значит «Адам Эрлик»? – с трудом пробормотал Джордан, повернувшись к Амиру, просто, чтобы сбросить наплывавшее помутнение.

– Просит отца Эрлика дать нам разум и приготовить путь, – прошептал в ответ казах.

Теперь бубен в руках шамана превратился в охотничий лук. Невидимые стрелы летели в звездное небо, поражая невидимых врагов. Глаза шамана закатились, на губах показалась пена. Он то ржал по-лошадиному, то ревел медведем, то говорил что-то на непонятном языке. Джордан повернулся к Амиру, но того уже не было на месте. Остальные, похоже, находились в глубоком трансе.

Марина, вскочив на ноги, плясала с закрытыми глазами какой-то дикий танец, кто-то лежал ничком, сотрясаясь от рыданий, Максим с перекошенным от тика лицом бился головой о землю, стоя на коленях.

Джордан почувствовал, что вокруг что-то меняется. Подняв глаза, он увидел в темном небе неясные серебристые тени, которые, казалось, приближались, колеблясь и принимая странные формы, и постепенно заслоняли собой звездное небо. Тени опускались все ниже и ниже, и Джордану не было страшно. Скорее, в нем поднималась какая-то злая радость от слияния с великой таинственной силой, входившей в него. Внезапно сильнейший спазм сжал ему виски. Он даже не мог представить, что голова может болеть так. Перед глазами поплыли мерцающие серебристые светлячки, а боль перешла в область сердца. Джордан распахнул куртку и, рванув, расстегнул на груди рубаху. Жжение не проходило. Пошарив по груди рукой, он нащупал дедов серебряный крестик, которого не снимал уже лет десять. Джордан судорожно стиснул крест. Еще мгновение, и он сорвал бы обжигающий металл, как вдруг боль прекратилась. Над ним снова было спокойное ночное небо с яркими звездами, а вокруг – бесноватые, бившиеся в конвульсиях с ощерившимися, как на картинах Брейгеля, лицами, совсем не похожими на физиономии его недавних улыбчивых и интеллигентных попутчиков.

Тем временем кам встал на одну ногу, согнув другую в колене, и начал вращаться на одном месте, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Длинные ленты вокруг пояса поднялись и извивались, как змеи. Шаман вертелся волчком, поднимая вихрем из костра искры, летевшие во все стороны. Вдруг он рухнул на землю и несколько секунд лежал неподвижно, а затем, подобно подкрадывающемуся к добыче дикому зверю, пополз к бившимся в экстазе зрителям. Приблизившись, он заглядывал каждому в глаза и, удовлетворенно урча, полз дальше. Так, двигаясь вдоль полукруга, он добрался до Джордана. Взглянув ему в глаза, кам внезапно приподнялся на руках и встал на колени. Несколько секунд оба, не шевелясь, смотрели друг на друга, потом с лицом шамана произошло что-то необъяснимое. Черты его исказились, глаза ушли вглубь, челюсть выдвинулась вперед, приоткрыв желтые зубы, по которым, пенясь, стекала слюна, нос задвигался, как у дикой кошки, принюхивающейся к жертве перед прыжком. Кисти рук сжались, а пальцы скрючились наподобие когтей. Джордан не понимал, что происходит, но теперь перед собой он видел не шамана, а серую в черных подпалинах рысь с желтыми узкими глазами, от которой исходил резкий тошнотворный запах дыхания дикого зверя. Джордан начал очень медленно отклоняться назад, пытаясь выйти из визуального контакта с одержимым, когда тот молниеносным движением выбросил вперед свою когтистую лапу, метя в глаза. Блоком снизу Джордан отбил выпад так, что судорожно сжатая рука шамана с силой ударила того в лицо, сбив украшенную перьями шапку. Упав навзничь, шаман ударился головой о лежавший рядом бубен и остался лежать, тихо постанывая. Теперь это был просто худой маленький человечек в цветных тряпках и перьях, потерянно озиравшийся по сторонам. Редкие волосы растрепались на его сужавшемся кверху черепе, а в узких глазках уже не было ничего демонического.

Тем больше ненависти и гнева светилось в глазах посвященных, медленно поднимавшихся с земли. Преждевременно прерванный мистический акт не оставлял Джордану надежд на снисхождение. Несколько бритоголовых парней в черных масках, сложением напоминавших боксеров-тяжеловесов, уже направлялись к нему, когда он почувствовал на плече прикосновение чьей-то руки. Обернувшись, он увидел Феликса. Лицо старшего тоже не сияло дружелюбием, но пока он держал себя в руках.

– Вам лучше пойти прогуляться, – сквозь зубы посоветовал он Джордану, давая своим отмашку. Джордан не заставил себя упрашивать и быстрым шагом удалился с площади. Выйдя на первую поляну, он облегченно вздохнул, словно сбрасывая с плеч тяжкий груз, но раздавшийся неподалеку сдавленный крик заставил его вздрогнуть. Оглядевшись, он увидел сдвинутый камень у входа в пещеру и понял, что стон слышится оттуда.

В пещере было темно, и Джордан зажег фонарик. Внутри не было заметно ничего особенного, только шум воды был слышен сильнее, чем снаружи, да из глубины шел ощутимый запах какой-то гнили или падали. Налево от входа начинался довольно узкий лаз, уходивший вперед и вниз. Джордан с трудом протиснулся туда и посветил перед собой. Метрах в десяти лаз расширялся так, что можно было стоять во весь рост, и сразу обрывался в глубокую яму, из которой доносились стоны и какая-то возня. Запах мертвечины стал еще сильнее.

Осторожно заглянув вниз, Джордан увидел картину, не похожую ни на что, виденное им в жизни. В яме барахтался человек, погруженный по колено в тускло поблескивающую массу, которая безостановочно двигалась, шурша и переворачиваясь маслянистой волной, то серо-голубой, то медно-черной. Звук, который эта масса издавала, немного напоминал шелест покрышек по мокрому асфальту, но в нем было что-то такое, отчего кровь леденела и закипала, как жидкий азот.

Джордан включил фонарик поярче и посветил вниз. В то же мгновение из живого покрытого блестящей чешуей фарша выскочило вверх несколько маленьких плоских головок, которые, раскрыв зубастые пасти и высунув раздвоенные языки, с шипением начали угрожающе покачиваться над поверхностью. Человек поднял голову, и Джордан узнал Амира. Его бледное как смерть лицо было искажено от боли и ужаса, глаза с расширенными зрачками лихорадочно вращались, не видя ничего в слепящем свете.

– Помогите! – сипло простонал Амир. Джордан протянул руку и, крепко схватив Амира за предплечье, потянул вверх.

– Вылезай! – крикнул он, но казах, парализованный страхом, не мог сдвинуться с места. Потревоженные светом змеи поползли вверх по его телу и по стенкам ямы прямо на Джордана. Метровая гадина с круглой мордой и черным зигзагом на спине была уже близко.

– Вылезай же! – снова крикнул Джордан, и Амир, словно очнувшись, уперся ногой в торчавший из земли камень и, крепко схватившись свободной рукой за руку американца, одним прыжком выскочил из ямы. Пнув высунувшуюся наверх змеиную голову, Джордан бросил последний взгляд вглубь ямы. Змеи сновали огромным клубком, как единый организм или, скорее, механизм, запущенный для вечного движения. Стремительно выстреливающие вверх и вновь завязывающиеся в скользкий узел, они напоминали волосы Горгоны из греческого мифа и вызывали такой же суеверный ужас.