Кладбище Кроссбоунз - Кейт Родс Страница 21

Вскоре машина влилась в транспортный поток на Ньюкомен-стрит. Я украдкой посмотрела на Альвареса, отметив про себя чересчур длинные волосы, падавшие на лоб, и густую щетину, которая через день станет короткой бородкой. Не считая дорогой одежды, он никак не заботился о себе, вернее, забывал заботиться. Интересно, как его жена относится к тому, что он каждый вечер поздно приходит домой? Скорее всего, в их семье не принято задавать вопросы и каждый делает то, что ему нравится.

– Готов поспорить, что Бернс выкрутил вам руки, поручая это задание, – предположил Альварес.

– Угадали. Наверное, зря я не ответила ему твердым «нет», – отозвалась я и выглянула в окно. Мы с черепашьей скоростью ползли по Уолворт-роуд. Перед халяльным супермаркетом стояла группа женщин в хиджабах. Было трудно понять, разговаривают они или молчат, потому что не только волосы, но и рты скрывались под тканью.

– Будь моя воля, никуда бы не поехала.

– А я думал, что психологи обожают копаться в чужих мозгах.

– А я и обожаю, но какой смысл работать с психопатами? Они по большей части неизлечимы. Если у тебя расстройство личности, то существуешь только ты сам, и больше ничто. Перешагнешь через собственных умирающих детей, не испытывая при этом никаких угрызений совести, лишь бы получить желаемое.

Альварес смерил меня пристальным взглядом.

– Мне почему-то кажется, что вы напуганы.

– Неправда. Просто немного тревожно.

– Но ведь это одно и то же.

Я уже собралась поправить его, но мы уже въехали на автостоянку клиники Модсли на Денмарк-Хилл. Всегда питала теплые чувства к этому месту. Здесь проходила стажировку и в течение пяти лет делила с Теджо квартирку в Кэмберуэлле, которая сотрясалась всякий раз, когда мимо с грохотом проезжал поезд. В буфете, словно зубы при ознобе, каждые пятнадцать минут позвякивали банки с джемом. Впрочем, со временем мы научились этого не замечать.

Следом за Альваресом я прошла через колоннаду. Мне всегда нравилось величие этого здания с его колоннами и мраморными полами в шахматную клетку. Клиника Модсли была построена на волне викторианской веры в науку, когда людям казалось, что излечимо все, даже безумие.

Альварес бегом пустился впереди меня по лестнице. К четвертому этажу он даже не запыхался. С каким удовольствием я бы бросила ему вызов, но не здесь, а в моей клинике. Добежал бы он там до моего кабинета?

Я с трудом представляла себе, что за женщина ждет нас в кабинете психотерапевта. В молодости я была убеждена, что прошлое оставляет отпечатки на лицах людей и если достаточно долго вглядываться в чью-то физиономию, то можно вычислить, что за плечами у этого человека. Мэри Бенсон сильно изменилась с тех пор, как шесть лет назад ее фото украшали развороты всех таблоидов. Тогда это была типичная барменша – искусственная блондинка со щербатой улыбкой, любительница откровенных декольте. Теперь ее невозможно узнать.

Она смотрела на нас, и лицо ее было лишено какого-либо выражения: ни свидетельств совершенных убийств, ни той лжи, которую она в свое время пыталась выдать за правду.

Истощение тому причиной или долгое одиночное заключение, но она разучилась общаться с людьми. Седые волосы были неровно подстрижены и доходят до плеч. Вряд ли ей больше пятидесяти, но выглядит она как старуха. Таких полно в гостиной любого дома престарелых перед экраном телевизора.

Я назвала свое имя, и ее взгляд скользнул в моем направлении.

– Кто это с вами?

– Сержант Альварес, Мэри. Надеюсь, вы помните меня? – произнес мой спутник.

– Как же можно вас забыть? – Она кокетливо поправила волосы, затем аккуратно сложила руки на коленях, словно перчатки, которые больше некуда положить.

Садясь, я обратила внимание, что взгляд Мэри устремлен куда-то в середину комнаты, будто окружающие предметы ей неинтересны. Неожиданно до меня дошло: да она же почти слепа!

– В чем же дело? – за долгие годы курения голос Бенсон охрип и огрубел. Она слегка повернула голову в мою сторону, пытаясь на слух уловить нюансы разговора.

– Полиция попросила меня навестить вас, Мэри. Ничего серьезного. Нет причин беспокоиться.

Женщина громко и неприятно рассмеялась. На какой-то миг передо мной возникла та, что многие месяцы держала журналистов в вечном напряжении. Не иначе как ее странная плотоядная улыбка магнитом притягивала людей.

– Меня уже ничего не беспокоит, доктор, – ответила она и прикоснулась к золотому нательному крестику у себя на шее. – У меня есть все, что мне нужно.

– Как с вами обращаются в Рэмптоне?

Она снова потрогала крестик, словно я была злым духом, от которого может спасти только вера.

– Могло быть и хуже. Мне позволяют посещать часовню, у меня есть радиоприемник, так что я знаю, что происходит в мире. А одна женщина время от времени читает мне вслух.

Мэри ни разу не пошевелилась с начала нашего разговора и все так же сидела, положив ладонь на ладонь. Она прекрасно владела собой и, в отличие от многих людей, не боялась молчания. Большинство из нас заполняют паузы ненужными словами, Мэри же вела себя как благовоспитанный ребенок, который говорит только тогда, когда к нему обращаются старшие.

– Но ведь вы до сих пор требуете, чтобы вас выпустили на свободу? Продолжаете отстаивать вашу невиновность.

И вновь этот громкий презрительный смех – единственная эмоция, которую она, похоже, неспособна подавить.

– Как я могу запретить людям перестать собирать подписи в мою защиту, если им так хочется? Но вы ведь не за этим сюда пришли?

На секунду мне стало жаль эту женщину. Слепота делала ее уязвимой. Должно быть, Мэри чувствовала, что мы рассматриваем ее, но была лишена возможности от нас отгородиться. По всей видимости, это и заставляло скрывать истинное лицо под маской бесстрастного равнодушия.

– Мне бы хотелось поговорить с вами про ваш хостел, если вы, разумеется, не возражаете.

– Я так и подумала. – Губы Мэри скривила усмешка. – Вы хотите расспросить меня про Рэя, так ведь?

– Хочу услышать как можно больше подробностей.

– Я знаю, зачем вы сюда пришли. – Взгляд ее незрячих глаз скользнул мимо меня. – Я слышала в новостях, что случилось на кладбище Кроссбоунз.

– Вы бывали на Кроссбоунз, Мэри?

– Конечно, бывала. Я жила неподалеку, можно сказать, за углом. Там ведь хоронили проституток, верно?

– Не совсем. Это просто клочок неосвященной земли, где закапывали тела секс-работниц, потому что церковь этого занятия не одобряла. Надгробий там нет, да и могилы не пронумерованы.

Выражение лица моей собеседницы оставалось непроницаемым, а вот тело выдало ее реакцию. Не вставая со стула, она слегка подалась вперед, точно ожидая услышать новую сплетню.

– Расскажите мне, Мэри, как выглядел ваш хостел. Насколько мне известно, там всегда было полно народу. Все эти бедолаги наверняка считали, что попали в рай.