Миланский черт - Мартин Сутер Страница 21

Ресторан был пуст. Нина сидела с газетой за одним из столиков. Она поздоровалась с гостями, прошла за стойку и сделала музыку тише.

Соня хотела заказать что-нибудь спиртное, но господин Казутт выбрал кофе.

— Напиток ночных портье, — пояснил он.

Соня попросила «что-нибудь из вашего потрясающего чайного ассортимента». И весело прибавила:

— Неважно что, главное — чтобы без бергамота.

— Мне дали последний шанс, — сообщил Казутт, когда принесли чай и кофе. — «Последний шанс»! И от кого мне приходится это слышать? От этой девчонки! Вы знаете, сколько лет я отбарабанил в гостиничном бизнесе?

Соня не знала, сколько лет он отбарабанил в гостиничном бизнесе.

— Сорок восемь лет! Сорок восемь летних и сорок восемь зимних сезонов, да еще столько же осенне-весенних! Получается сто девяносто два сезона. — Он сделал паузу, чтобы Соня как следует прочувствовала это число. — Почти двести сезонов. А теперь какая-то юная избалованная дилетантка — в свой первый сезон! — дает мне последний шанс! Вы бы на моем месте такое стерпели?

— А вы уже стерпели? — спросила Соня.

— А что мне оставалось делать? — растерянно пожал плечами Казутт.

— Мне казалось, ночные портье нужны в любом отеле.

— Да, но не те, которым через два года на пенсию.

Соня подула на чай.

— Кислоту в кадку с фикусом могли налить и днем. И мне действительно позвонили и сказали, чтобы я в двенадцать подменил Кайзер. Я же не сошел с ума. — Он осторожно сделал глоток кофе. — «Последний шанс»!

— Она что, так и сказала? «Даю вам последний шанс»?

— Она сказала: «Давайте попробуем продолжить наше сотрудничество». Это то же самое.

— Ничего подобного. Это гораздо более позитивная формулировка. И дружелюбная.

— Вы думаете?

— Конечно. «Давайте попробуем продолжить наше сотрудничество» — это обещание. Это больше похоже на Барбару Петерс. Она очень приятный человек.

— Приятный? Для этого она слишком красива.

— А что, красивые люди не могут быть приятными?

— Очень красивые — нет. Просто красивые — могут. Как вы, например.

— Спасибо.

— Людям, которые так же красивы, как наша начальница, не нужно быть приятными, чтобы окружающие тоже были по отношению к ним приятными. Поэтому они в принципе не могут этому научиться. Поверьте мне. Я повидал на своем веку немало красивых людей. Благодаря своей работе.

— Со мной она всегда очень любезна.

— Она притворяется любезной. Когда вам будет столько же лет, сколько мне, вы увидите разницу.

Если Барбара Петерс и в самом деле только притворялась любезной, то в тот вечер у нее это получалось особенно хорошо. Соня зашла к ней в кабинет, чтобы извиниться за свое отсутствие после обеда.

— Ничего страшного! — рассмеялась ее начальница. — На вашем участке работы мы пока не испытываем острой нехватки кадров.

Ее кабинет был единственным помещением в старом здании, обставленным дизайнерской мебелью. Стены, окрашенные в матовый, пастельный бирюзовый цвет, обновленный и начищенный воском старинный паркет, фотографии Дианы Арбус, Ли Фридлендер, Ричарда Аведона и других знаменитых американских фотографов.

На черной крышке письменного стола из стальной трубы а-ля Брейер [15]стоял плоский жидкокристаллический монитор с беспроводной мышкой и клавиатурой.

Соня почувствовала назойливое желание хоть краем глаза взглянуть на монитор, чтобы проверить достоверность слухов о том, что Барбара Петерс тайно играет у себя в кабинете в «Симсов».

— Как вы себя чувствуете?

— Чувствую себя застоявшейся лошадью, — ответила Соня.

Барбара Петерс рассмеялась.

— Это ведь лучше, чем быть загнанной лошадью?

— Я предпочла бы что-нибудь среднее между тем и другим. Как вы думаете, это возможно в обозримом будущем?

Начальница пожала плечами.

— Конечно, загруженность отеля оставляет желать лучшего. Похоже, нам предстоит спокойное лето. А если погода не улучшится, то даже очень спокойное. Но зато мы все можем потихоньку, без спешки войти в форму, вработаться.

— Для зимнего сезона?

— Для летнего. В следующем году. На зиму мы закрываемся. Как зимний курорт Валь-Гриш совсем не котируется. К тому же я ненавижу холод. А вы хотели поработать и зимой?

— Нет, просто хотела узнать, продержусь ли я здесь до конца сезона.

— А почему нет?

Барбара Петерс, казалось, была искренне удивлена.

— Я имею в виду свою рентабельность.

— Ах, вот вы о чем. Нет, нет, в первый год вопрос рентабельности не самый острый вопрос.

Это было то, что интересовало всех.

— Для кого?

— Для меня. Кстати, у вас нет желания выпить коктейль? Скажем, в половине седьмого в баре? Будет сюрприз.

— Я люблю и то и другое, — ответила Соня. — И коктейли, и сюрпризы.

Сюрпризом был бар-пианист. Не такой, какими Соня привыкла видеть их в своей прежней жизни, — те были, как правило, пожилыми мужчинами с усталыми глазами и желтыми от никотина пальцами. А этому было не больше тридцати пяти. Пятидневная борода и такая же щетина на голове. Новые костюм и рубашка, слишком большой и слишком свободно завязанный узел галстука.

Он играл «Неге we go again». С ленцой и элегантной небрежностью. Он не пытался ни с кем встретиться глазами, как другие бар-пианисты. Казалось, будто он играет для себя. Будто пробует какую-то мелодию, забавляясь и удивляясь тому, что у него это получается.

В баре никого не было, кроме бармена Ванни и гостя, которого Соня до этого в отеле не видела. Он был похож на индийского государственного деятеля — густые седые волосы, расчесанные на пробор и смазанные гелем, вялые черты лица, серо-оливковая кожа, чуть более темные губы и круги под глазами, черные с проседью кустистые брови над очками без оправы.

Гость сидел у стойки, подперев левой рукой подбородок, и слушал музыку. Когда вошла Соня, он посмотрел на нее оценивающим взглядом, кивнул ей, и глаза его вновь устремились куда-то внутрь, следуя звукам рояля.

Соня в нерешительности остановилась, не зная, то ли сесть у стойки, то ли дождаться Барбару Петерс за одним из столиков. Прежде чем она успела принять решение, появилась начальница. Она взяла Соню под локоть и представила гостю:

— Господин доктор, разрешите представить: Соня Фрай, та самая волшебница с золотыми руками, о которой я вам говорила.