Морзист - Ирина Камнева Страница 21

– Это ты? – послышался справа все тот же испуганный шепот.

– Да я, я. Телефон доставай…

– Блин, точно! – радостно прошептала девушка. – Точно, вот я дура! Щас эти сраные уроды за все ответят! Полиция, жди звонка…

– Да тихо ты! – прошипел я, судорожно пытаясь откопать пальцем телефон.

Но телефона в кроссовке не было, как и камеры, которую я положил в карман. Вот вам и обосратушки!

– Стой… Стой, подожди… – вдруг затараторила девушка, наверное, уже облапав декольте вдоль и поперек (я вспомнил, куда она его положила, такое не забывается). – Нет телефона!

– У меня тоже.

Естественно, они все вытащили! Только такой идиот, как я (ну, и как она), мог на что-то надеяться! Я с грохотом опустил руки вниз.

– Все, нам конец! – повысила голос девчонка до истерически-обиженного, еле выговаривая слова сквозь слезы. – Вот ты гремишь, да! Гремишь! А у нас даже телефонов нет, и нас могут зарезать в любой момент! И где мой Мирон… Где?!

– Тихо ты, – прошептал я, не придумав ничего лучше, – разоралась.

– Да ты сам гремишь! – простонала она, давясь соплями. – А мы даже не помирились с Мирошей…

У меня у самого вдруг подступил комок к горлу. Мне было страшно, но не за себя, а за Машку, эту дурацкую Машку, которая из-за меня здесь. Или уже не здесь. Я и думать забыл о своей боли, я ее почти не чувствовал. Меня не убили, не отрезали пальцы и вроде бы не выкололи глаза. В этой пустой темноте передо мной с бешеной скоростью проносились лишь одни мысли. Мысли о том, как могли издеваться над Машкой, пока я был в отключке.

Первый раз в жизни я не знал, что делать, и первый раз в жизни я думал о Машке как о своей сестре, а не как о соседке по комнате, не как о «дочке своей мамы и приемной дочке своего отчима», а как о близком человеке, странное чувство. Если так подумать, мы с ней очень похожи: оба иногда противные, оба не любим торчать дома, оба любим искать приключения на свой зад. В глубине души я всегда хотел дружить с Машкой.

Но все, что я сейчас мог, это стучать ногами по железу и рвать глотку словом «Помогите!!!», вот только я был не тупой блондинкой-истеричкой из американских ужастиков, которая, не раздумывая, побежала бы в темный подвал своего дома со словами «Систер, иц ю?!» навстречу странным чавканьям и шорохам, притом что живет одна. А я был всего лишь жалким подростком, который даже побежать не мог, пускай даже навстречу вонючим маньячинам, которые бы топорами в руках размахивали и визжали Карликовым голосом.

Но здесь, в этой железной трубе, мы были не одни, и сейчас я бы был самым счастливым, если бы где-то рядом лежала сестра, желательно живая…

Но это же просто бред! Столько раз ходил по заброшкам. И один, и с друзьями, и даже пару раз с девчонками, и совсем мелким, а в итоге по собственной тупости в шестнадцать напоролся на садистов. И, самое главное, по собственной воле! Я этого раньше никогда не боялся, потому что был уверен, что таким, как они, нужны только девчонки, а я, мать его, кот с девятью жизнями, который никогда не сдохнет! Меня вдруг охватила такая злость, что я, не контролируя себя, пнул ногами железную стену, и наша труба-коробка затряслась.

– Тише, пожалуйста! – прошептали справа. – Они же услышат!

– Ага! А как сама базарить, так можно и погромче! – огрызнулся я и замолчал.

Сейчас я как никогда должен был собрать себя в кучу и решить, что делать дальше, пока не произошло что-то ужасное. Плевать на проломленную башку, плевать! Я ее чувствовать перестану, только когда сдохну, но до этого не дойдет, уж спасибо, но точно не в ближайшее время! Я же кот с девятью жизнями. Сейчас, согнувшись в три погибели в какой-то железной трубе, напоминавшей длинный, короб, в котором нас замуровали заживо, я нервно щупал руками наручники и пытался стянуть их как можно тише. Вдруг я почувствовал что-то вроде маленьких кнопочек на каждом из них, как на пульте у телевизора. Неужели с кодом? Такие вообще бывают? Я начал наугад тыкать по кнопкам, но ничего не происходило. Ни звуков, ни загоревшегося экранчика с набранными цифрами. Даже наручники были без сознания.

Та, на «эн», продолжала тихо плакать. Даже не шевелилась.

– Что вообще произошло? – спросил я дрожащим голосом и тут же откашлялся.

– Что?

– Не помнишь, как мы сюда вообще…

– Помню, – всхлипнула она. – Когда тот мелкий урод сказал, что игра началась, я услышала, как рядом со мной кто-то упал. Я стянула повязку и увидела только открытые… открытые глаза моего… Он лежал на полу, в волосах сзади, на затылке, кровь была, я завизжала, и меня сразу тоже по голове…

– Я тогда сначала подумал, что они по приколу что-то свалили, чтоб страха нагнать.

Мы замолчали.

– Слушай, – вдруг начал я, – дотронься до того, кто рядом с тобой.

– Ага! Мальчик, ты совсем больной?! А вдруг это труп!

– Тише! – перебил я и понизил голос. Мальчик. Класс, спасибо. – А вдруг нет? Вдруг это твой Мирон, и если он сейчас не очнется, то умрет.

– Нет, – всхлипнула девчонка (вот теперь я имею полное право называть так эту истеричку, которая не хочет ничем помочь). – Нет, это не Мирон, этот больше раз в десять, я чувствую.

– Как ты чувствуешь, если ты его не трогала?

– Трогала один раз нечаянно! И я энергетику его чувствую.

– Ну, значит, живой, – фыркнул я. – Энергетика. Экстрасенс, блин…

Вдруг слева послышался шорох, и мы притихли. Что-то ударилось о железные стены, и они затряслись. Девчонка справа громко вздохнула, а я и вовсе перестал дышать. Голова продолжала кружиться и трещать, но сейчас, казалось, затряслась в такт железным стенам и пульсирующей в висках крови. Я повернулся в ту сторону и, разжав вспотевшие ладони, на всякий случай вытянул руки вперед, даже не знаю зачем. Чтобы мне их откусили, наверное. Вместе с наручниками.