Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер Страница 20

— Да. А тебя как зовут?

— У меня очень длинное имя. Хочешь, назову его полностью?

— Да, пожалуйста.

Она набрала в легкие воздуха, закрыла глаза и проговорила:

— Генриетта Луиза Амелия Лидия Хафем Палфрамонд. — Открыла глаза и, не переводя дыхание, пояснила: — Маму звали Луиза, а Генриетта и Лидия были двоюродные бабушки. Вот насчет остальных не знаю.

— Но Хафем? — воскликнул я. — А как это пишется — так же, как название деревни?

— Да. Х-а-ф-е-м.

Желая показать, что я, хоть ношу всего два имени, также не лыком шит, я воскликнул:

— Это и мое имя тоже! Во всяком случае, я думаю, его носил мой дедушка, только писалось оно иначе: Х-а-ф-ф-а-м. Так, знаешь ли, звалась семья, которой принадлежали этот дом, деревня и все окрестные земли.

— Не может быть, — фыркнула девочка.

— Очень даже может. — (Вот ведь хлебом ее не корми, Дай только сказать поперек.) — Знаешь, Мампси… — Я заколебался. — Они все это получили от Хаффамов.

— Мампси! Не Мампси, а Момпессоны. «Мампси» говорят только деревенские.

Я залился краской стыда. Конечно же, эта фамилия была мне знакома по памятнику в церкви. Почему же я не связал ее с той, которую упомянула миссис Белфлауэр?

— Ты наверняка ошибаешься, — продолжала Генриетта, — ведь я знаю, что этот дом построил дед моего опекуна.

— Так, может, он носил фамилию Хаффам?

— Не думаю, потому что моего опекуна зовут сэр Персевал Момпессон.

Я сгорал от унижения. Выходит, несчастная миссис Белфлауэр все переврала и я зря воображал, будто имею к этому месту какое-то отношение. А эта девочка живет здесь по праву, если сэр Персевал Момпессон ее опекун!

Увлеченные разговором, мы не заметили, как экономка рассталась с работником и подошла к воротам. Голос ее раздался совсем близко:

— В письме к мистеру Ассиндеру я пожалуюсь на наглость этого малого. Заявляет мне нахально, что не может починить окно без… — Она осеклась, поднесла к глазам лорнет, который висел на цепочке у нее на шее, и воскликнула:

— Мисс Генриетта? Что это, мальчик?

— Да, миссис Пепперкорн, — как ни в чем не бывало ответила Генриетта.

— Выходит, вы, вопреки строжайшему запрету вашего опекуна, затеяли разговор с деревенским ребенком?

— Он не из деревни, миссис Пепперкорн, — холодно возразила Генриетта.

— В самом деле? — Экономка воззрилась на меня через лорнет. — Вижу, он похож на сына джентльмена. — Она спросила меня: — Как фамилия вашего отца?

Вопрос меня смутил. С одной стороны, я уважал обещание, данное моей матушке, не разговаривать с чужими людьми, с другой — не мог же я быть настолько невежливым, чтобы не ответить на прямой вопрос?

— Его зовут Джон Мелламфи, — вмешалась Генриетта.

— Мелламфи, — повторила экономка. — Не знаю поблизости ни одного солидного семейства с такой фамилией. Как бы то ни было, вы, мисс Генриетта, нарушили распоряжение сэра Персевала. Мы немедленно возвращаемся в дом, а я решу, как вас наказать.

— Он хоть и чужой, миссис Пепперкорн, — произнесла Генриетта, — но говорит, что его дедушку звали Хаффам, а это одна из моих фамилий, так что, выходит, он не совсем чужой.

— В самом деле? — Экономка быстро повернулась ко мне. — Где живет ваш батюшка, мастер Мелламфи?

— Не могу вам сказать.

Приняв, несомненно, сказанное за дерзость, экономка поджала губы и собиралась заговорить, но тут ко мне подскочила Сьюки.

— О, мастер Джонни! Непослушный мальчишка! Вы ведь знаете, вам нельзя разговаривать с чужими. Что на это скажет ваша матушка?

Она схватила меня за руку и потащила прочь.

— Пойдемте. Мы опаздываем. До Мелторпа еще добрый час ходу.

Поворачиваясь, я бросил последний взгляд на Генриетту: похожая на узницу, она все еще прижимала свое бледное личико к черной кованой решетке, а на плечо ей опускалась рука экономки, затянутая в черную перчатку.

— Ох, мастер Джонни, — заговорила Сьюки, пока мы спешили прочь из деревни, — только бы мне из-за вас не попасть в передрягу. Пожалуйста, не говорите никому, что мы здесь побывали. Ни матушке и никому другому.

— Но, Сьюки, если матушка спросит, где мы были, не могу же я солгать?

Сьюки вдруг застыла на месте, и я, поскольку она держала меня за руку, тоже остановился. Обернувшись, Сьюки произнесла торжественно:

Прошу, мастер Джонни, не говорите ничего такого, из-за чего я могу потерять место. Знаю, вы в глубине души добрый мальчик и не хотите зла моей семье.

Обещаешь, что, когда мы будем гулять, позволишь мне пойти на заставу и побыть там, сколько я захочу? — Она кивнула. — Хорошо. Тогда я тоже обещаю.

Мы прошли еще несколько шагов, и у Сьюки вырвалось:

— Ох, ну что нас сегодня понесло в Хафем. Не вышло бы из этого какой беды. Да и дядюшка совсем плох. А случись с ним что, бедную тетушку выпроводят за порог.

Я слушал ее вполуха, раздумывая о том, возможно ли, что между мною и Генриеттой существует родственная связь, и значит ли это, что я имею какое-то отношение к семейству Момпессон.

Когда мы добрались домой, мать, ждавшая у задней двери, вошла в кухню, пока мы снимали верхнюю одежду.

— Вы очень припозднились, — сказала она. — Я беспокоилась. Где вы были?

Вопрос был обращен к нам обоим. Я, покраснев, отвел глаза, но Сьюки, тоже пунцовая, тут же отозвалась:

— Мы ходили за Овер-Ли, мэм. Там очень плохие проулки.

— Наверняка вы ходили дальше. Вернулись на целый час позднее, чем обычно.

Щеки у Сьюки пылали; совсем растерявшись, она бросила на меня отчаянный взгляд. Я не успел опомниться, как из моего рта полилась бойкая речь:

— Когда мы вернулись к Овер-Ли, брод оказался совсем затоплен, пришлось обходить по тропе через Мортсейский лес.

Чувствуя на себе взгляд Сьюки, я отвел глаза.

— Тогда вы, наверное, смертельно проголодались, — заметила матушка, и я, поняв, что она поверила моей лжи, испытал одновременно облегчение и испуг. Я говорил, чтобы защитить Сьюки, так как признал: бывают случаи, когда ложь оправдана. Но если разрешена ложь, разрешены и некоторые другие вещи, и тогда вообще непонятно, как вести себя в этом мире. А еще меня восхищало ощущение своей силы: я создал историю, которая сделалась реальной, оттого что в нее поверила моя мать, историю о том, как мы самым невинным образом блуждали между Овер-Ли и Мортсейским лесом.