Пациент - Джейн Шемилт Страница 20

— Это собака моих соседей; она приходит, когда я приезжаю. Я бы с радостью завел собственную, но Офелия говорит, что мы слишком заняты. Наверное, она права.

В этот момент мне почудилось, будто в машине появилась Офелия — отстраненная, но настороженная, с откинутыми с лица, стянутыми на затылке волосами. Между нами возник некий, пока еще небольшой, барьер.

— Нейтан говорит то же самое. Мы иногда присматриваем за спаниелем нашей дочери. — Я тоже упомянула мужа, и барьер стал выше. Я склонила лицо к Коко. От нее пахло свежим воздухом и травой. Мои глаза наполнились внезапными слезами. — Я бы тоже хотела иметь свою.

— Сила наших желаний творит чудеса. — Люк повернулся ко мне, улыбнувшись такой щедрой улыбкой, что на нее невозможно было не ответить.

Я приободрилась. Да, мечты сбываются. Я подумала, что мое желание иметь собаку исполнится, когда мы с Нейтаном станем старше и выйдем на пенсию. Нейтан, наверное, выберет послушного и надежного лабрадора, хотя я предпочла бы пса из приюта, менее предсказуемого, нуждающегося в любви. Когда у нас появится время на заботу о собаке, мы оба засядем дома, будем готовить еду и слушать музыку. Я стану рисовать деревья, растущие у собора, монастыри летом и Одстокский лес весной, когда под деревьями расцветают колокольчики. Это будут безопасные, милые занятия. Меня больше не поманит ни темная вода реки, вышедшей из берегов, ни переполненный вокзал в Арле, ни мужчина, который сидит сейчас рядом со мной, положив свои крупные руки на руль. В погожие дни мы с Нейтаном будем выгуливать собаку в окрестностях «Старой мельницы». А если в памяти вдруг всплывет теплое ощущение от прикосновения руки Люка, поддержавшей меня у подножки вагона, я этим ни с кем не поделюсь, чтобы не нарушить покой. Мы будем жить тихой, размеренной жизнью и беречь наши незапятнанные репутации.

— Что-то вы молчите. — Люк следил за только что подрезавшим его мотоциклистом и не смотрел на меня. Мы проезжали через деревушку с каменными заборами, красивой церковью и узкими улицами, ему пришлось сосредоточиться на дороге. — Вам, должно быть, интересно, зачем я вас сюда пригласил.

Его голос звучал так, словно он говорил о чем-то обыденном, даже скучном. Я боялась услышать, что он сожалеет, что он совершил ошибку, что вызвал меня под влиянием момента и уже передумал. Я повернулась к нему со смехом, будто приехала просто прогуляться, чтобы скоротать время и развлечь приятеля, которого не слишком хорошо знала.

— Когда я вернусь, коллеги-медики захотят услышать хоть что-то интересное об этой поездке. Ума не приложу, что им рассказать.

— Расскажите про солнечный свет. — Он указал в окно на сияющие оливковые рощи, на блеск реки вдалеке. — Люди издавна приезжают сюда за ним; скажите, что он обладает целебными свойствами.

Мы свернули за угол. Переключая передачу, Люк задел рычагом мою ногу.

— Простите. — Он набрал скорость, улицы и церковь остались позади.

Чуть позже он стал рассказывать о доме, оставленном ему дедом и долгие годы не знавшем ремонта. Блейк собирался приехать через пять дней с экстравагантными планами реконструкции здания и сдачи его в аренду. Люк не мог смириться с мыслью о предстоящих переменах. Он был заинтересованным лицом и не мог судить объективно, ему нужен был независимый взгляд. Он улыбнулся и вильнул в сторону, чтобы обогнать тягач с прицепом, доверху набитым велосипедами. Это движение совпало с его ловким поворотом в разговоре, переходом на нейтральный тон, позволявший избежать неловкости. Но никакой неловкости не предвиделось. Люк хотел всего лишь оценить свой дом до приезда шурина. Я не интересовала его. Во всяком случае, в том смысле. Мне все привиделось.

Я взглянула в окно; мы проезжали поля подсолнухов с плотными зелеными сердцевинами, покрытыми бледно-лимонной пыльцой. Их желтые лепестки еще до конца не раскрылись. Я представила свой кабинет в клинике в тот вечер, когда впервые встретилась с Люком, и увидела там себя — слушавшую и утешавшую. Он ценил это; он так и сказал. Как глупо было вообразить себе что-то другое.

Мое лицо горело, я сидела, отвернувшись к окну.

— Я сделаю все, что в моих силах, но не смогу задержаться надолго.

«Улыбнись, — твердила я себе. — От этого голос будет звучать беззаботней».

— Знаете, ваше сообщение пришло в подходящее время, мне как раз хотелось сбежать. Я сидела на лекции.

— А что это была за лекция?

— О ранних признаках проблем с психическим здоровьем… — Я резко замолчала, ступив на тонкий лед. И снова мысленно вернулась в тот вечер в клинике.

Он коснулся моей руки коротким, обжигающим жестом.

— Вы хотели на время забыть о том, что вы доктор, а я только мешаю.

Напротив, я слишком легко отбросила прочь свое «второе я», пугающе легко. Я откинулась на спинку сиденья и погладила Коко по жесткой шерстке на голове. Я решила помочь Люку принять верное решение насчет дома и исчезнуть задолго до того, как приедет Блейк. Пропустить оставшуюся часть конференции и сразу отправиться домой, написав Нейтану, что возвращусь пораньше. Муж встретит меня на вокзале, он будет рад. Жизнь вернется в обычное русло, а боль воспоминаний скоро исчезнет.

Мы миновали указатель на Сен-Реми-де-Прованс. У резной каменной арки слева и входа в музей справа Люк свернул на дорогу поуже. Через полмили он притормозил, чтобы вновь повернуть направо, и мы проехали мимо кованых ворот, за которыми виднелся большой особняк. Я обратила внимание на остроконечную башню и закрытые ставнями окна. За высоким забором росли темно-зеленые кипарисы.

— Кто там живет?

Машина подпрыгивала на неровной дороге, в ящике громко дребезжали бутылки с вином, и Люк не услышал моего вопроса. Деревья по обеим сторонам росли все чаще, дорога сужалась между надвигающимися обочинами. Люк свернул налево, в просвет среди зарослей, и какое-то время мы тряслись по узкому проселку в золотисто-зеленой тени деревьев, темными стенами тянувшихся с обеих сторон. Жарища стояла неимоверная. Я опустила стекло, и в машину ворвался аромат горячих сосен. Еще один резкий поворот — и мы оказались на месте. Возле дома, спрятавшегося в изгибе ландшафта. Группа построек была расположена так, будто ею занимался ребенок. Два прямоугольника — один на боку, другой вертикально, а между ними — квадрат. Плющ расползался по серому камню густым зеленым треугольником, из глянцевых листьев выглядывали бутоны роз. Вдоль стен зеленела трава, вдали виднелись горы. Двигатель замолчал. Тишину нарушали лишь гортанные крики птицы, парящей высоко в небе, и частый щебет в листве деревьев.

— В Средние века тут располагался монастырь. — Люк указал на ряд окон высоко на стене, под крышей. Одно из них было распахнуто настежь, и я легко представила в нем молодую монахиню, которая облокотилась на подоконник и смотрела на горы, подставив лицо солнцу.

Я направилась вслед за Люком к полуоткрытой двери, Коко трусила за мной по пятам. Внутри под сводами порхали птицы. Воздух наполняло хлопанье крыльев, на полу лежали золотые квадраты солнечного света. Я увидела каменную полку под окном, умывальник, камин, похожий на пещеру, и подальше — стол, стулья и холодильник, а также плиту и старомодный металлический сейф, пристроенный вплотную к стене. Возле камина стояло потрепанное кожаное кресло с торчащей через прорехи набивкой. На сиденье лежала свернутая газета — должно быть, Люк сидел здесь по вечерам и читал, держа собаку на коленях. Высокие окна были распахнуты настежь, впуская запах травы и лаванды.