Последний пир - Джонатан Гримвуд Страница 2

Я тоже кивнул.

— Иди за мной! — велел он и медленно поднялся на ноги.

На лошадь он не сел, а взял ее за уздечку и повел за ворота. Остальные лошади сразу пошли следом, как привязанные. Мы шагали медленно, потому что ноги у меня были еще коротки, а у старика — больны. Высокий, в длинной красной мантии, расшитой золотом, черных чулках и туфлях с красными пряжками, раньше он явно был толще, потому что одежда на нем висела. На рукаве белело пятно от соуса, под ногтями грязь. В складках длинного парика я заметил вшей. Вши, кстати, съедобны. Тогда я этого еще не знал, но их можно есть. Лучше всего — поджаренными и с ароматными приправами, которые перебьют специфический привкус.

Мы вышли за ворота на солнце: оказалось, строгий господин привел с собой целую армию. По одну сторону дороги выстроились всадники, человек десять, а прямо перед нами стояли еще пятьдесят человек, с мечами, все одетые вразнобой — но при этом во фраках и широкополых шляпах с пером. Один пришпорил коня, но строгий господин так резко вскинул руку, что всадник едва не свалился на землю. К нам вышел невысокий человек в коричневом плаще.

— Еды, — приказал господин.

С вьючной лошади сняли большую плетеную корзину, и прямо на грязной проселочной дороге расстелили самый настоящий ковер. Больше стелить было негде: по обеим сторонам дороги поднимались высокие насыпи. Я узнал хлеб и холодную курятину, однако остальные угощения видел впервые. Человек в коричневом плаще — видимо, слуга, но очень влиятельный, — низко поклонился строгому господину, указывая ему на ковер.

— Да не для меня, болван! Для него.

Меня толкнули вперед, и я упал на колени перед корзиной. Пальцы впились в мягкий липкий сыр. Я, не думая, тут же облизал их и замер от восторга: вкус сыра был столь совершенен, что мир вокруг перестал существовать. Через секунду он вновь возник из небытия, и я слизал с руки последний кусочек. Маслянистая мякоть сыра, белая, с темно-синими прожилками, напоминала драгоценный камень.

— Рокфор, — пояснил господин.

— Роффор… — повторил я.

Он улыбнулся моей неуклюжей попытке выговорить название сыра, отломил кусок хлеба и, как тряпкой, стер им сыр с моих пальцев. Я потянулся за этим куском. Хлеб был невероятно мягкий и отлично сочетался с сыром. За вторым куском рокфора последовал третий и четвертый: вскоре от булки хлеба осталась половина, сыр исчез, и у меня заболел живот. За моей трапезой наблюдала сотня придворных, солдат и слуг, а со склонов виноградника — сотня крестьян. Они были слишком далеко и не могли различить, что происходит, но такой огромной конной армии они не видели в наших краях уже много лет.

— Ваше высочество… — произнес подошедший сзади виконт.

— Что вы нашли?

Виконт беспокойно взглянул на меня, и строгий господин понимающе кивнул.

— Помойте мальчику руки, — приказал он слуге в коричневом плаще. — И лицо заодно.

— В доме?

— Нет! Ни в коем случае. Я видел неподалеку ручей, ступайте туда. Вот. — Он протянул ему салфетку.

Вода была свежая и прохладная. Я запил ею насыщенное послевкусие сыра и позволил слуге протереть мои руки и лицо мокрой салфеткой. В воде плескались мелкие рыбешки: я быстро сунул руку в ручей, и одна забилась у меня между пальцев. Она все еще билась, когда я ее проглотил.

Слуга оторопел.

— Хотите, для вас тоже поймаю?

Он мотнул головой и еще раз протер мое лицо, убирая из-под носа засохшие сопли и желтую корку из уголков глаз. Когда мы вернулись, у ворот стояла еще более мрачная тишина. Виконт опустился передо мной на колено — прямо в грязь — и спросил, куда подевались все вещи из дома.

— Их забрали.

— Кто?

— Деревенские.

— Что они сказали? — Он говорил очень серьезно — настолько серьезно, что даже я это понял.

— Мой папа им задолжал.

— Это они запретили тебе входить в дом?

Я кивнул. Мне сказали, что родители спят и их нельзя тревожить. Поскольку отец тоже предупредил, что они с мамой очень устали и будут спать, я не удивился.

А вот то, что деревенские унесли с собой наши скудные пожитки, было странно. На все мои вопросы взрослые обычно отвечали «так надо», поэтому я не стал и спрашивать.

— Где ты спал?

— В конюшне, когда шел дождь. В ясную погоду — во дворе.

Строгий господин стал вспоминать и, видимо, так и не припомнил, когда последний раз шел дождь. Но я-то знал, что прятался от дождя в конюшне всего раза два. Крыша протекала — как все крыши в нашем хозяйстве, — зато с лошадью было веселее.

Прежде чем встать, виконт сказал:

— Это регент. Называй его «ваше высочество».

Он поглядел на старика: тот стоял, положив руку на шею лошади, и молча наблюдал за нами.

— Поклонись.

Я поклонился — как можно почтительней. Регент ответил печальной улыбкой и едва заметно кивнул.

— Итак? — спросил он.

— Все украли крестьяне.

— Имена известны?

Виконт снова наклонился ко мне и повторил вопрос регента, хотя я прекрасно его расслышал. Я стал перечислять всех, кто заходил к нам в дом, и регент приказал слуге в коричневом плаще внимательно слушать. Затем слуга обратился к одному из солдат, и тот уехал, а следом поскакали еще трое.

— Как тебя зовут? — спросил меня угрюмый юноша.

— Филипп… — вмешался регент.

— Надо же знать его имя! — возмутился юноша. — Мало ли кто он такой.

Старик вздохнул.

— Назови свое имя.

— Жан-Мари, — ответил я.

Он подождал, затем снисходительно улыбнулся, и я понял, что ему этого мало. Свое полное имя я знал, а еще весь алфавит и счет до двадцати. Иногда мог и до пятидесяти сосчитать без ошибок.

— Жан-Мари Шарль д’Ому, ваше высочество.

Он посмотрел на виконта, и тот пожал плечами. Я понял, что оба очень мною довольны. Юноша по имени Филипп разозлился пуще прежнего, но в другом расположении духа я его и не видел, потому внимания на это не обратил.

Регент сказал:

— Посадите его в багажную телегу.

— Он поедет с нами? — уточнил виконт.

— До Лиможа. Там должен быть сиротский приют.

Виконт подался вперед и что-то тихо произнес. Регент задумался, затем кивнул.

— Вы правы. Можно определить его в Сен-Люс. Мэру велите продать имение и лошадь, а вырученные деньги направить прямиком в школу. Предупредите их, что лично я заинтересован в ребенке.

Низко поклонившись, виконт отправил одного из солдат искать мэра.

Солдат и мэр вскоре пришли, но первыми явились те четыре всадника, которых отправили в деревню за названными мною людьми. Их повесили на деревьях еще прежде, чем мэр въехал на дорогу, ведущую к нашему имению. Я изо всех сил пытался не смотреть, как они дергаются; наконец виконт заметил, что я все равно смотрю, велел мне забраться в телегу и отвернуться.