Темное разделение - Сара Рейн Страница 2

«Глашатай» специализировался на историях, представляющих общественный интерес. Нет ничего лучше, чем пощекотать нервы публике трехстраничным репортажем о чете знаменитостей или членах королевской семьи, да еще снабженным скандальными фотографиями.

Кроме этого, иногда они боролись за восстановление справедливости, например, подавали прошение об освобождении невинно осужденных.

Скорее всего, всех этих невинно осужденных Маркович выбирал наобум. Конечно, Гарри никогда не говорил этого вслух, ведь ему нужна была работа. По правде говоря, он был согласен на любую работу, и хорошо еще, что ему не приходится писать публичные обращения об освобождении преступников.

— И еще: записывай все свои разговоры. Заноси все в компьютер, и обязательно — в картотеку. — Маркович так и не научился доверять компьютерам. — Мало ли, может быть, через двадцать лет у этой истории будет продолжение. Я сохраню это на всякий случай.

— Для меня можешь не хранить. Через десять лет меня здесь точно не будет, вернее, даже через пять. Впрочем, тебе очень повезет, если я останусь здесь до следующей недели. Так вот, я думаю, — раздраженно закончил Гарри, — что лучше будет отдать это дело кому-то другому.

— Я даю его тебе.

— Я не хочу этим заниматься.

У них часто случались такие разговоры, но увольнение до сих пор не упоминалось. Маркович никогда не забывал, что Гарри пришел к ним из высших эшелонов Флит-стрит, откуда его вышвырнули после скандала с разводом. Гарри, в свою очередь, все время помнил о том, что его дом и банковский счет остались у Аманды и что в первую очередь ему нужны деньги.

— Мы поставим твое имя в заголовок.

— Зачем мне это? — засмеялся Гарри. — Я не хочу связывать свое имя с тем бредом, который публикует твой журнал. Можем договориться так: если после моей публикации тираж увеличится, я получу премию.

Ни о какой премии не могло быть и речи, в «Глашатае» не существовало такого понятия. Гарри встал и направился к выходу, но не успел дойти до двери, как Маркович окликнул его:

— Гарри!

— Да?

— Больше всего меня интересует ее мать.

— Мне уже пришла в голову такая мысль.

— Она, наверное, уже умерла, — сказал Маркович. — В свое время мы не смогли найти ее следов, она исчезла бесследно.

— Она была красива? — Гарри понятия не имел, зачем он спросил это.

— В ней было что-то… особенное. Что западало в душу. — На мгновение голос Марковича даже стал задумчивым.

— Сколько ей сейчас, лет сорок?

— Может быть, даже немного больше. Ее звали Мелисса Андерсон. Я очень хочу узнать, что с ней случилось, Гарри. Постарайся найти тропинку и пробраться в прошлое.

— Для этого тебе понадобится не журналист, а следопыт, — фыркнул Гарри.

— Куда ты?

— В ближайший паб. Буду искать северный магнитный полюс, — сказал Гарри.

Из дневника Шарлотты Квинтон

28 октября 1899 г.

Сегодня за ужином мне вдруг захотелось, чтобы существовала тропинка, по которой можно пробраться в будущее. Узнать, что ждет меня впереди, и обойти поджидающие опасности.

Хорошо хоть Эдвард очень доволен — мы получили подтверждение, в январе почти наверняка родятся близнецы, как мы и подозревали, и он теперь говорит о том, чтобы после рождения детей переехать в дом побольше. Этот дом слишком темный и мрачный, детям здесь не место (как будто я сама не понимаю!), и потом, нужно будет нанять больше слуг, мне это не приходило в голову? Как ни странно, приходило.

Уже всем знакомым рассказал про близнецов (некоторым даже по несколько раз), раздулся от важности, как индюк. Видимо, для него это — признак особой мужественности.

Д-р Остин обещал облегчить мне роды — наверное, применит хлороформ, его сейчас используют все дорогие врачи, хотя мать Эдварда, ужинавшая у нас сегодня, не одобряет это нововведение и говорит, на это воля Господа, чтобы дети появлялись на свет в боли и страданиях. Сообщила ей, что медицина полностью одобряет облегчение боли при родах — это лучше и для матери, и для ребенка, на что она ответила, что я бестактна, и это результат моего общения с писателями и художниками из Блумсбери.

Подозреваю, что Эдвард придерживается такого же мнения, как его мамочка. У него много мнений, у этого Эдварда, и большинство из них совершенно неприемлемые. Жаль, что я не знала об этом до того, как вышла за него замуж.

10 ноября 1899 г.

Обсуждали, какие имена дать детям, хотя мама Эдварда предупреждала нас, что гордыня предшествует падению и что лучше не искушать провидение.

Итак, Эдварду нравятся Джордж и Вильям, это настоящие английские имена, а не какой-то иностранный вздор. Он напомнил мне миссис Тигг, она так разговаривает с продавцами. «Мадам, выберите мне, пожалуйста, седло английского барашка для воскресного обеда. Да-да, вот это подойдет».

В крайнем случае, Эдвард согласен назвать близнецов Джордж и Элис, ведь всегда приятно иметь дочь, и, если имя Элис годится для дочери Ее Величества, значит, и для Квинтона подойдет.

Спросила его, как насчет Джорджины и Элис, на что он ответил: что за глупости, дорогая, ведь ты создана, чтобы вынашивать мальчиков, это же очевидно. Ненавижу, когда Эдвард подлизывается! Раздраженно ответила ему, что я со своими узкими бедрами вряд ли сгожусь на роль многодетной матери, и вообще не хочу, чтобы он воспринимал меня как наседку, на что он потрясенно воскликнул: куда катится этот мир, если жена позволяет себе столь неприличные высказывания, а потом добавил, что его мама была полностью права, говоря, что порою я бываю крайне бестактна. Ответила ему, что неприлично и бестактно со стороны мужа обсуждать жену со своей матерью.

В результате наш ужин прошел в мрачном молчании. Никогда бы не подумала, что можно быть мрачным, поедая пудинг с говядиной и бисквиты, но Эдварду это удалось.

Вопрос: как меня угораздило выйти замуж за этого самовлюбленного эгоистичного индюка, который даже ужин ест с мрачной миной?

Ответ: я пыталась отомстить Флою (которому, боюсь, совершенно наплевать на то, где я и что делаю).

Ответ признан правильным во всех отношениях. И если бы я действительно знала тропинку, ведущую в будущее, я никогда (три раза подчеркнуть!) не стала бы жертвой сладкоречивого обольстителя Флоя.