Ключевая улика - Патрисия Корнуэлл Страница 2

Я в это время готовила ужин в кухне нашего дома в историческом здании, построенном одним известным трансценденталистом.

— Джек погиб не из-за меня.

— Ты всегда чувствовала себя виноватой в отношении его. Ты вообще винишь себя за многое, к чему не имеешь никакого отношения.

— Понятно. Когда я думаю, что могу что-то изменить, мне нужно воспринимать такой порыв с недоверием. — Я разрезала хирургическими ножницами вареные королевские креветки. — Когда я принимаю решение, что могу добыть, пусть даже с некоторым риском, полезную информацию и помочь таким образом правосудию, на самом деле это происходит потому, что я чувствую себя виноватой.

— Ты считаешь своей обязанностью что-то исправлять, помогать кому-то. Или предотвращать. Так было всегда. Начиная с той поры, когда ты, еще ребенком, взяла на себя заботу о больном отце.

— Ну, теперь-то я точно ничего не могу предотвратить. — Я выбрасываю мусор в корзину и бросаю щепотку соли в кастрюлю из нержавейки, закипающую на стеклокерамической варочной панели индукционной плиты, стоящей в центре нашей кухни. — Джек стал жертвой растлительницы еще мальчишкой, и с этим я ничего не могла поделать. Как не могла помешать ему сломать собственную жизнь. И вот теперь он убит, и я снова ничего не смогла сделать. — Я схватила нож. — И уж если начистоту, я и собственную смерть едва предотвратила. — Лук, чеснок… Тонкое стальное лезвие сердито постукивало по антибактериальной пропиленовой доске. — Если я еще здесь, то лишь по счастливой случайности.

— Тебе лучше бы держаться подальше от Саванны, — произнес Бентон.

— Да нет, ехать надо, — ответила я и попросила открыть бутылку и налить по бокалу вина.

Выпили, но к единому мнению так и не пришли. Ковырялись в моей стряпне, моей mangia bene, [1]моей vivi felice cucina, [2]оба сердитые и недовольные. И все из-за нее.

Кэтлин Лоулер не живет — существует. Сейчас она отбывает двадцатилетний срок, назначенный за причинение смерти по неосторожности в состоянии опьянения. В тюрьме она провела больше времени, чем на свободе, а впервые попала за решетку в семидесятые, когда ее признали виновной в сексуальном растлении несовершеннолетнего подростка, выросшего и ставшего потом моим заместителем, Джека Филдинга. Теперь он мертв, убит выстрелом в голову плодом их любви, как называют в средствах массовой информации Дону Кинкейд, отданную при рождении в приемную семью, поскольку ее мать попала в тюрьму за то, что сделала, дабы зачать ребенка. История эта долгая. В последнее время я ловлю себя на том, что часто произношу эти слова. Если жизнь и научила меня чему-то, так это тому, что все вокруг взаимосвязано. Трагическая история Кэтлин Лоулер — прекрасный пример того, что имеют в виду ученые, когда говорят, что взмах крыльев бабочки может стать причиной урагана на другом краю света.

Пробираясь на своем тарахтящем, трясущемся фургоне по лесистому, болотистому краю, вероятно мало изменившемуся со времен динозавров, я думаю о том, какая бабочка, какое дуновение тревожного ветерка вызвало к жизни саму Кэтлин Лоулер и учиненные ею беды. Я представляю ее в камере шесть на восемь футов с блестящим стальным унитазом, серой металлической койкой и узким, закрытым железной сеткой окном, выходящим в тюремный двор с клочками травы, бетонными столами, скамейками и биотуалетами. Я знаю, сколько ей положено смен одежды, «одежды не свободного мира», как писала она в электронных письмах, на которые я не ответила, а тюремной, штанов и рубашек — по паре. Все книги в тюремной библиотеке прочитаны и перечитаны. Себя она считает талантливым автором и несколько месяцев назад прислала стихотворение, которое написала в память о Джеке.

СУДЬБА

Он воздухом вернулся, я — землей,

И друг друга нашли мы не сразу.

(Никакой ненормальности,

Просто дело в формальности,

Что ни мне, ни ему

Была ни к чему.)

Руки, пальцы огня,

Холодящая сталь,

Печь распахнута,

Включен газ

И оставлен —

Мотеля манящим окном.

Я прочитала стихотворение несколько раз, внимательно изучая каждое слово, выискивая скрытое послание, встревоженная зловещим упоминанием газовой духовки — не указывает ли оно на суицидальные наклонности Кэтлин? Может быть, мысль о собственной смерти манит ее, как гостеприимный мотель? Я поделилась своей озабоченностью с Бентоном, и он ответил, что стихотворение говорит лишь о ее социопатии и расстройстве личности. Она считает, что не сделала ничего плохого. Переспала с двенадцатилетним мальчишкой на ранчо для трудных подростков, где работала терапевтом, и вообразила, что это и есть чистый идеал любви. Судьба. Их судьба. В таком вот искаженном свете ей все это видится, объяснил Бентон.

Две недели назад она внезапно перестала писать мне письма. Потом позвонил мой адвокат. Кэтлин Лоулер хотела бы встретиться со мной и поговорить о Джеке Филдинге, моем протеже и ученике в начале моей карьеры, а потом ставшем моим помощником, коим он и оставался на протяжении двадцати с перерывами лет. Я согласилась встретиться с ней в женской тюрьме штата Джорджия, но только в неофициальном статусе. Я не буду доктором Кей Скарпетта. Не буду директором Кембриджского центра судебной экспертизы. Не буду медэкспертом Вооруженных сил или вообще каким бы то ни было экспертом. Я буду Кей, и общее у Кей и Кэтлин только одно — Джек. Ни у кого из нас не будет никаких привилегий. При нашем разговоре не будут присутствовать ни адвокаты, ни охранники, ни другой тюремный персонал.

Стало чуть светлее. Густой сосновый лес поредел и раскрылся — предупредительный знак перед расчищенной от деревьев площадкой, похоже, промышленной зоной, извещает о том, что дорога, на которой я нахожусь, заканчивается, далее проезд воспрещен. Посторонним предлагается развернуться и катить назад. Я проезжаю мимо свалки с разбитыми, покореженными автомобилями, грузовыми и легковушками, потом мимо питомника с оранжереями, клумб, бамбуковых деревьев и пальм. Прямо по курсу — широкая лужайка с буквами ЖТШД, созданными яркими клумбами петуний и ноготков. Впечатление такое, будто это городской парк или поле для гольфа. Административное здание из красного кирпича с белыми колоннами выделяется на фоне синих, с металлическими крышами строений, окруженных высоким забором. Двойные ряды колючей проволоки сияют под солнцем, как лезвия скальпелей.

Женская тюрьма штата Джорджия — образец для нескольких других учреждений подобного рода, о чем я узнала, проведя предварительно тщательное исследование. Ее считают примером современного, гуманного реабилитационного заведения для преступивших закон женщин, многие из которых за время заключения постигают профессии сантехника, электрика, косметолога, токаря по дереву, механика, кровельщика, повара, ландшафтного дизайнера. Заключенные поддерживают в порядке здания и территорию, работают на кухне, в библиотеке и салоне красоты, помогают в поликлинике, издают собственный журнал и даже могут получить среднее образование. Все они зарабатывают на свое содержание и располагают немалыми возможностями. Все, за исключением тех, что содержатся в корпусе строгого режима, корпусе «Браво», куда и определили Кэтлин Лоулер две недели назад, примерно тогда же, когда я перестала получать ее электронные письма.