Холм псов - Якуб Жульчик Страница 2

Что, заканчивать с этим умничаньем? Марек, Маречек, а кто ж тебе умное-то расскажет? Кто? Эти морды в телевизоре да в Интернете? Они в этой Варшаве всю жизнь в такси проводят. Что там они знают?

(помнит, что тогда, год назад, на веранде, перестал на миг говорить и встал, пошел к забору, укрылся между живой изгородью и сеткой и, отливая, радовался своей струе, высокой и мощной, все еще как у пацана, подумал, что это хорошо, как же хорошо быть здоровым, думал об этом, а они ждали на веранде, о чем-то тихо говорили, не слышал их)

(теперь знает, что ему нужен доктор)

(чувствует, что становится все холоднее, но чувство холода пока спрятано глубоко под болью)

(единственное, что он может сделать, это тихо пищать, потому тихо пищит)

Уже я здесь. Уже вернулся. Марек, правда, сынок, ты не думай. Дай морду. Ну, дай. Я тебя ух как люблю!

Что значит: тихо? Это мой дом, Марек, скажи своей матери, что это мой дом, и если хочу орать, то ору.

Марек, лей. Лей, сынок.

(пришлось напомнить себе: то, что он чувствует, зовется «боль»)

(знает, что он ползет по лесу)

(знает, что раньше был под землей, в темноте, долго, а теперь вылез и ползет по лесу)

(все должно было случиться недавно)

(какое время года)

(знает, что все – боль над всеми болями, которых он уже не различает, не отличает боль нижней части тела, живота, бедер и хера от боли шкуры, кусками содранной со спины)

(от боли ног, которые были сломаны, а потом снова срослись)

(от боли сломанной челюсти, крошащихся зубов, он грыз кость, помнит, хотел перегрызть кость или камень, не помнит)

(от боли в глазах, которые провели столько времени в темноте, столько времени, не видя совершенно ничего)

Я, сынок, тут родился. Тут я родился, и тут я умру. Твой прадед сказал точно так же твоему деду, когда их сюда бросили после войны, сказал, что нас сюда привезли, приказали нам сюда приехать, но теперь мы уже здесь, теперь мы – здешние.

(не знает, кто с ним это сделал, кто сделал это с его сыном)

(никогда не узнает)

Это мы. Этот город – это мы. Этот лес, сука, – это мы. Озеро, одно, другое, третье, эти озера – это мы. Не заткнусь.

Не заткнусь, ты счас сама заткнешься. Твоя мать, господи Исусе, правда, нужно с ней что-то делать, сынок, у нее аж жопа свербит, если она чего-то не выгнет по-своему.

(никогда не узнает, мир и земля болят, он перестает двигаться, нет у него сил, теперь ползет)

(ползет и воет)

(никогда не чувствовал себя так хорошо, как в то лето)

(теперь он знает, что хотел бы напиться воды)

(может только выть, тихо, нет сил – громче)

(должен еще минутку, еще немного)

(может еще напьется воды)

Марек, люблю тебя, сынок. Я счастлив. Это счастье делает меня хозяином. Смотри, погляди вокруг. Моя жизнь – удалась. Нет у меня проблем. А даже если есть, то они – не важны, они – не весь мир. Это приходит с возрастом, это чувство. Есть у меня кое-что, и это хотели бы иметь множество людей, есть у меня кое-что, есть сила, есть сын, есть дом, есть земля, Марек, есть сила, сука, и почти все хотели бы это иметь, сразу, ни за что, за так, на выплаты, на кредит, и потому дают себя поймать.

Наливай, Марек. Такого никто не дает на выплаты. Это все нужно себе построить. Вот этими руками.

Ну, все, сынок, не кривись. Я люблю тебя, сынок.

(останавливается, уже нет сил, он не видит света, лежит на земле, в лесу, между деревьями, и последнее, что чувствует, это то, как земля его съедает, и он слышит некий звук, где-то сзади, бурчание, глухое, словно ветер в длинной трубе, может, это приближается машина, а может, просто так звучит близкая смерть)

(пожалуй, это машина, думает он, но все гаснет)