Другая миссис Миллер - Элисон Диксон Страница 2

Фиби не могла понять, в какой момент она себя запустила. Похоже, что она постепенно сдавала позиции. Еще два года назад она, не раздумывая, проводила в салоне красоты многие часы, мазалась кучей дорогих сывороток и кремов, сделанных для того, чтобы женщины думали, будто могут повернуть время вспять. Она отчетливо помнила, как проводила два-три часа в день в тренажерном зале, садилась на любую причудливую диету, обещавшую разгладить жуткие жировые складки, только если отказаться от этого одного открытого учеными ингредиента. Эта нежная, как пирожное, версия Фиби все еще не бросала провальные попытки забеременеть. А еще она пока не видела, как ее отец, которого она боялась и ненавидела большую часть жизни и столь же сильно и болезненно любила, скоропостижно умер от рака поджелудочной железы, так что у него даже не хватило времени попросить у нее прощения, хотя, конечно, он всю жизнь надеялся сделать это.

Теперь, после смерти Дэниэла, она по-настоящему напоминает пирожное: бледная, округлая, разве что далеко не такая сладкая. Прежде всего в этом были виноваты именно гормоны, которые она принимала, но ежедневные мороженое и алкоголь тоже не улучшали ситуацию. Но эти перемены принесли и что-то хорошее. Например, она снова открыла радость бездетности и безграничные возможности для того, чтобы читать у бассейна и выпивать днем. Еще она постигла нирвану, просто расхаживая в штанах для йоги по дому, а не делая позы, и умиротворение, забыв о списках продуктов, калориях и количестве макроэлементов. Ее любимый синоним для спокойствия был из французского: каберне-совиньон.

И она принимает спокойную простоту затворнического образа жизни, где все входящие звонки отправляются на свалку переполненной голосовой почты, где все преступления ее отца – это всего лишь заголовки, которые она пролистывает в поисках очередного глупого теста, обещающего сказать ей, какой она сорт сыра (гауда) или в какой стране ей следовало бы родиться (Швейцария – нейтрально). Дэниэл Нобл, может, и основатель трастового фонда, обеспечивающего ей такую жизнь, но она не несет ответственности за самого человека. Она считает семейное состояние честно полученной компенсацией за детство с ублюдком.

Уайатт, кажется, не заметил этих постепенных изменений в своей жене или, если и заметил, предпочитал игнорировать их. Он знал, что она бросила попытки забеременеть, но все еще продолжал спрашивать перед сексом, была ли у нее овуляция – вопрос, который сразу отобьет желание у любого нормального человека.

После завтрака он прополоскал свою миску и поставил ее в посудомоечную машину. По крайней мере, у него есть несколько хороших привычек. Но он не взял свои ключи, а вернулся к столу.

– Мой первый пациент будет не раньше десяти. Не хочешь немного посидеть вместе?

Она засомневалась. Это необычно. Даже когда у него утром есть свободное время, он обычно проводит его в офисе за бумажной работой. Наверняка он хочет обсудить что-то, и это гарантированно закончится какой-то мелкой ссорой. Но чем быстрее они разберутся с тем, что его беспокоит, тем быстрее она обретет свое блаженное одиночество. Она кивнула, вышла за ним из дома и села на длинный диван.

На их крытой веранде мебель была лучше, чем у большинства людей дома, там была кухня, бар и встроенная стереосистема. Газовые обогреватели по периметру позволяли использовать это пространство до поздней осени, но обычно Фиби сворачивала все уже в октябре, как сейчас. Когда-то это печалило ее, но сейчас она ждет зимы, когда знаменитый чикагский мороз и снег позволят ей отгородится от мира еще более естественным образом.

Уайатт носил с собой портфель, из-за которого он выглядел скорее как адвокат, чем как человек, который транслирует банальности и аффирмации разведенкам с менопаузой и загнавшимся банкирам, у которых больше не стои́т. Приглядевшись, Фиби заметила, что его рубашка выглядит новой и выглаженной, а этот галстук она раньше не видела. Также она обратила внимание на его опрятные волосы, причесанные и аккуратно уложенные каким-то из тех средств, которые она покупала ему раньше и которые обычно оставались неиспользованными. Гладкое, как у младенца, лицо подсказывало, что он брился лезвием, а не электробритвой. По какой-то причине этим утром он хотел выглядеть хорошо, и Фиби это не нравилось.

Он красив в классическом смысле этого слова. Сильная челюсть, темные волосы, глаза с такими густыми ресницами, что кажется, будто он пользуется подводкой. Эти глаза привлекли ее с самого начала, когда они встретились пьяными взглядами на вечеринке, посвященной Суперкубку, у одного общего друга в пору учебы в Северо-западном университете. В те дни – почти пятнадцать лет назад, страшно представить – привлекательной внешности было достаточно, чтобы заставить ее сердце биться чаще в присутствии практически любого парня. Но именно сочетание мозга, чувства юмора и озорства, которое было у Уайатта, заставило ее прийти на второе свидание и потом еще на бесчисленное их количество. Теперь оно так далеко – это время быстрого секса в общественных местах, взрывных вечеринок, катания на его стареньком «Митсубиси Эклипс» вдоль Лоуэр Уэкер с косяком в зубах, – что иногда только его глаза напоминают ей, что это все тот же мужчина-бунт против требований Дэниэла Нобла к будущему зятю. Парень из среднего класса, у которого было достаточно ума и амбиций, чтобы поступить в престижный Северо-западный университет, но который так и не прошел весь путь до докторской степени.

– Думаю, настало время обдумать наши следующие шаги, – сказал он, сев напротив нее. Его интонацию было сложно считать, но в голосе слышалась тончайшая вибрация, говорящая, что он нервничает. Она тоже почувствовала ее глубоко внутри, но нужно было признать, что они сильно охладели друг к другу, и это началось задолго до смерти Дэниэла и трагедии, последовавшей за этим.

Фиби сразу подумала об их четырех провальных попытках ЭКО, но она знала, что корнями все уходит еще дальше, к основной причине их свадьбы: неожиданному положительному результату аптечного теста на беременность. Будучи под сильным влиянием романтики и выделяемых при беременности гормонов, она думала об аборте всего тридцать секунд до того момента, пока не бросила эту идею ради кое-чего более светлого: шанса на статус, приличествующий ее фамилии. Красивый муж, прекрасный дом в пригороде и новорожденный малыш, который свяжет это все вместе. Они согласились провести гражданскую церемонию без особой подготовки. Это привело бы в ужас мать Фиби, будь она жива, но Дэниэл, кажется, был рад избежать расходов, особенно учитывая его, мягко говоря, неоднозначное отношение к событию. Он почти не отреагировал на новости о ребенке, но немного смягчился, когда узнал, что это будет мальчик.

К сожалению, мечтам о домашнем блаженстве для дочери, которые питала мать Фиби, не суждено было сбыться. Их сын, Ксавьер Томас Миллер, родился мертвым на двадцать восьмой неделе. Он был похоронен в крошечной могилке, и она так и не собралась с духом сходить туда со дня короткой и тихой церемонии, на которой присутствовала только она и Уайатт.

Несмотря на потерю, у них все было хорошо еще несколько лет. Уайатт получил лицензию консультанта и начал собственную практику. Фиби пыталась работать в компании отца. Они делали все то, чем занимаются пары, не связанные детьми и финансовыми проблемами: путешествия, концерты, временные увлечения, которые быстро отбрасываются, например, навязчивая идея Уайатта варить собственное пиво и более дорогие попытки Фиби коллекционировать современное искусство и фотографировать. Но когда им стало под тридцать, непроговоренный вопрос, стоит ли попытаться заново, зазвучал громче, и Уайатт наконец спросил об этом под карпаччо и коктейли во время празднования восьмой годовщины в их любимом местном итальянском ресторане «У Франчески». Может, вино разогрело ей кровь, а может – мерцание свечей в его глазах, но она согласилась прекратить прием противозачаточных и посмотреть, куда приведет их природа. В итоге природа потерпела неудачу, и дело дошло до ЭКО и четырех безрезультатных попыток.