Выжженная трава - Сергей Федоранич Страница 2

Этот этап, не менее важный, чем первый, длился дольше — вплоть до окончания сессии. Мы практически не общались. Несколько встреч в начале (когда еще нет ничего сложного), а потом полная тина. Меня поглотил магический мир цифр, а Катя углубилась в науку куда более атмосферную и всеобъемлющую — астрофизику. Катя изучала космос, а я — технологии. Можно сказать, что, несмотря на столь разную специализацию, мы стремились к одному и тому же — познать смысл вселенной, которая загадочна настолько же, насколько необъятна. Только изучали ее с разных сторон.

Удивительно, но в первом полугодии ни я, ни Катя не обзавелись настоящими друзьями. У нас были приятели, и мы познакомились общим кругом, но как только остались наедине (на вечеринке в Катиной общаге по случаю сдачи первой сессии), сразу же признались, что скучали. Этим вторым этапом мы приняли в свою жизнь разное профессиональное будущее, которое будет соприкасаться лишь тем, что наши души родны. И для меня, и для Кати стало открытием то, что мы можем и дальше дружить, не имея при этом общего университета, общего профессионального будущего и даже общих друзей. Каждый из нас признал право за другим становиться тем, кем он хотел быть. Казалось бы, что может держать нас рядом, разве что гравитация?.. Но оказалось, что не только она.

Я с открытым ртом слушал Катины рассказы о звездах и их истории, о том, что они умеют и зачем они вообще; что запасной планеты у человечества нет, а в Солнечной системе все же есть девятая, и осталось лишь доказать (и это не карлик Плутон). Что это даст людям и лично нам, она пока не знала, но собиралась выяснить.

Катя же искренне интересовалась процессами передачи информации на огромные расстояния без деформации и потерь: как астрофизика, ее интересовало не качество информации, но скорость распространения. Мы не один час провели в беседах на эти темы и, казалось бы, снова сблизились.

Расчленяясь на пути постижения профессии, мы собирались воедино в минуту, когда знаниям требовалось прорваться за пределы академических комнат, то есть практически каждый вечер. Если мы не встречались, то разговаривали по телефону или писали друг другу сообщения, имейлы — в общем, так или иначе делились тем, что произошло за время с предыдущей коммуникации. Адаптировать свои разные жизни под дружбу удалось, и я считаю это огромным достижением и общей заслугой.

Парни из моего университета были скучными. Они говорили только о девчонках и сексуальных подвигах. И мне было чем поделиться, пока не надоело обсуждать одно и то же — чем различаются вагины, насколько скоростным бывает секс, что задали по теории строения конвергентных сетей, какая аспирантка на кафедре архитектуры сетей красивее. Когда я покидал стены универа, мне не хотелось больше это обсуждать. Я стремился к звездам, чтобы узнать, что нового там.

Моя первая девчонка — Рита — была такой же скучной зубрилой, как и все на потоке. Вообще в моих сокурсниках не хватало огонька, мечтательности, умения видеть в обычных вещах сложные связи, в которые проще поверить, чем доказать. Они были совсем простыми, как фанерные столбы, как язык С+, они были наспех сверстаны, тогда как в Кате одновременно вращалось до миллиона разных технологий, которые постичь было интереснее, чем заниматься любовью на скрипучем диване в комнате Риты, пока ее соседка готовится к семинару в коридоре.

И это, как ни странно, положило начало третьему этапу притирки.

— Здесь будет не так просто, как раньше, — сказала Катя, — здесь собрались обе проблемы, которые мы, казалось бы, решили.

— Видимо, ничего не решили, — ответил я. — Иначе сейчас бы не всплыло.

А всплыло, кстати, вот что. И я, и Катя стали замечать, что ради минут вместе готовы жертвовать не только учебой, но и личной жизнью, которая, к слову, у каждого была. Это сращение сразу двух слоев, которое мы предотвращали, — личное и профессиональное: одно не должно касаться другого.

— Нет, мы все делали правильно, и сделаем правильно сейчас. Мы должны расстаться до тех пор, пока не поймем, что научились наслаждаться жизнью без участия друг друга. Нам надо научиться все начинать с нуля и не бояться, что попадем впросак. Быть самостоятельными и перестать держаться друг за друга так, словно от этого зависят наши жизни.

Мы не общались три года, за которые изменилось все. Мы установили правило дозированно выдавать друг другу информацию о происходящем, но только самое важное: о здоровье родителей, получении диплома (и оценках в нем), о первой работе, о свадьбах (если случатся, но не случились), о чем-то сверхважном, что в момент расставания мы не смогли предугадать (например, получении водительского удостоверения и покупке поддержанного Dodge, в котором это правило было озвучено впервые), и больше ни о чем. Никакой текучки, никаких сиюминутных событий. Ничего, что могло бы снова вернуть нас-наркоманов.

Научиться жить самостоятельно. Научиться начинать сначала.

К моменту той встречи я уже неплохо продвинулся в карьере — работал в фирме «Передовые технологии». Мы занималась разработкой оборудования и программного обеспечения связи, в том числе в моем направлении: средства для целей оперативно-розыскных мероприятий (СОРМ). Меня взяли лаборантом, но уже через полгода я понял, как там все устроено, и выступил с инициативой, открывшей дверь в комнату, которую раньше считали тухляком.

СОРМ устанавливается на сетях сотовых операторов, чтобы предоставить доступ ФСБ к трафику пользователей. Тогда (да и сейчас тоже) все силы бросали на разработку оборудования и программ, способных отслеживать в реальном времени, куда ходят абоненты и что передают (разговоры по телефону, сообщения, серфинг в интернете). Но записывали только тех абонентов, которые интересовали федералов. Понятное дело, что при таких вводных нельзя отмотать время назад и прочитать сообщения пользователя, если заранее не ставили «на запись». Но я придумал, как это сделать. Вернее, не придумал, а предложил «Передовым технологиям» предвосхитить то, что должно случиться в будущем.

Ведь рано или поздно властям будет недостаточно записывать тех, кого они уже подозревают, им захочется прочитать и прослушать тех, о ком они раньше не знали.

Но как отмотать время назад? Никто этого не знал.

Никто, кроме меня.