Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных - Олег Рой Страница 2

Та самая молодая жена, Соня, когда ее впустили в студию, села на тот же диванчик, центр которого занимал герой программы, но не рядом, а чуть поодаль, на расстоянии руки. Словно боялась его, что ли? Но разве такие — боятся? Чуть не вдвое моложе своего сухопарого сурового супруга, пышная, фигуристая, эффектная, с крупными, четко очерченными губами и яркими темными глазищами… Впрочем, глаз было и не увидать — смотрела Соня только в пол. И, садясь, сразу съежилась, собралась в комочек, точно стараясь скрыть и пышную грудь, и прочие прелести.

Кащеев же, когда Соня явилась под свет прожекторов, наоборот, словно расцвел. О трагедии своей рассказывал надтреснутым горьким голосом, но свободно (впрочем, подумала Арина, ничего удивительного: сколько раз ему эту историю и во время следствия, и журналистам рассказывать приходилось):

— Она ведь каждый раз клялась — прости, все, больше никогда!

Лощеный ведущий аж засиял восторгом от такого благородства своего героя:

— Как же вы… Жена вам изменяла, а вы каждый раз ее прощали? Как же вы силы в себе находили принять ее назад?

— Да не изменяла она! — досадливо перебил Кащеев. — Ну… то есть… если что и было, так это когда она уже совсем не соображала. Она ж не за этим уходила — ей выпить надо было.

— И в тот раз… — вкрадчиво подсказал не то Вадим, не то Руслан.

— В тот раз она вроде как с Витенькой погулять пошла, — забубнил герой студии. — Мне-то и в голову не пришло сперва. Среди бела дня, да с ребенком еще… А она сразу в тот дом пошла…

— Где приятель ее жил? — уточнил ведущий, сочувственно, но аккуратно покачивая идеальной, демонстративно небрежной прической.

— Ну да. Потому что знала, что там было вино. Я и не подумал… А у меня ведь уже и документы все были на завещание, чтоб квартиру отобрать у тех, кто…

— Какую квартиру? — удивился лощеный.

Арине удивление его показалось наигранным. Наверняка ведь перед эфиром должен был знакомиться с историями гостей, иначе, не ровен час, в лужу сядешь. Однако вот, удивляется, как будто первый раз слышит.

— Да ее квартиру, Сонькину, — все так же досадливо пояснил Кащеев. — Когда я к себе-то ее привел, она ж на вокзале ночевала, побитая вся, несчастная. Ну пожалел — пропадает девчонка. Взял к себе, приодел, вылечил, в человеческий вид привел. Видите, какая видная оказалась?

Соня еще сильнее свела плечи, сгорбилась, пряча свою «видность».

— То есть сперва вы просто хотели помочь, даже не планировали жениться?

— Да там смотреть не на что было, не то что жениться! И грязная она была, как не знаю что, — «герой» брезгливо поморщился. — Опухшая, серая вся, замызганная, в синяках. Просто пожалел сиротинку. Это уж после мы друг другу понравились. Ну и поженились — когда ясно стало, что она в положении. И пить уже не пила она совсем. Я следил. А там еще тетка ее померла и квартиру ей оставила. Соня обрадовалась было, что она теперь не нищая, ткнулась — а там желающих целая очередь на теткино наследство. Мне, в общем, оно без надобности, да ведь этак же не годится. Ну документы все собрал, что положено было, чтоб ни у кого никаких претензий. Злились они ужасно. Гадости всякие подстраивали.

Соня хотела, похоже, что-то сказать, но Кащеев зыркнул на нее сурово:

— Уйди, Сонь, не лезь, — даже плечом дернул: не мешай.

Ведущий, сообразив, что скучные подробности благополучного быта никому не интересны, попытался вернуть разговор к «горяченькому»:

— В общем, все у вас было в порядке, вы и ожидать не могли, что такой ужас может случиться?

— Ну да, — подтвердил герой. — Я ведь потому и не подумал, что она… Она как-то выправилась, вроде как и тянуться к бутылке перестала. А на самом деле… пошла как будто с Витенькой погулять, а сама к этому… не чтоб изменить, а потому что у него всегда вино было…

Он называл зеленого змия «вино»: не водка, не выпивка, не алкоголь — вино.

— Как же вы ее нашли? — Вадим-Руслан даже вперед подался, изображая почтительное изумление.

— Так когда смотрю — долго что-то гуляют, несколько часов, скоро смеркаться начнет — пошел искать. Дом-то этот я знал, сразу туда. Захожу… а они там оба — и Сонька, и этот… валяются. Она подальше, на лежанке под окошком, а он прямо у двери. Одежонки какой-то на себя навалил, скрючился весь. Холодно там было. Я сразу про Витеньку подумал, не простудился бы. А его не видать.

— Вы испугались за него? — ведущий, подчеркивая свой интерес, слегка наклонился к герою.

Тот покачал головой:

— Нет. Кажется, подумал, что Витенька, наверное, убежал от них. И разозлился. Как так можно: при ребенке довести себя до такого состояния, что ничего не соображаешь. И про ребенка не помнишь. Где он, куда делся — наплевать. Ну вот смотрю на этого… лежит, как бревно. Бью каблуком сапога… в висок ему попал — а он хоть бы хны. Только под куртку поглубже заполз. Холодно там было, — повторил Кащеев. — Я позвал: «Витя, Витенька!» И ничего. Смотрю, а из-под куртки, что там валялась, лямочка торчит. Красненькая такая. Как у Витеньки на шапке… И тут я понял — где-то здесь Витенька. Он маленький, но смышленый, уж раздетый-то точно не ушел бы никуда.

— И вы начали его искать? — подсказал ведущий.

Кащеев мотнул головой, точно отгоняя страшную картину:

— Я первым делом печку открыл… и увидел…

— Представляю ваш ужас… — Вадим-Руслан округлил глаза — мол, вот как я шокирован.

Герой программы опять так же мотнул головой:

— Я, конечно, ничего не касался, я же понимаю. Вот ничего не трогая — вжик и вылетаю оттуда… милицию вызвал, а сам и близко не подхожу.

Надо же, какие все нынче образованные стали, раздраженно подумала Арина. Вот, любуйтесь: мужик только что наткнулся на тело собственного сына — маленького, любимого, единственного — другой бы в обморок хлопнулся или ребенка обнимать кинулся, вдруг живой еще, а этот помнит, что обстановку на месте событий нарушать нельзя. Вообще-то, конечно, правильное поведение — тем более что мальчику было уже все равно не помочь — но почему-то от правильности этой протокольной становилось не по себе. Арине вспомнилась свидетельница по одному из дел: муж благоверную свою по пьяной лавочке ножом изрезал, а соседка, когда опера к ней постучались, больше всего беспокоилась, чтоб в ее чистенькую квартирку грязи на ботинках не нанесли. Бывает такое: формально вроде все как положено, а по сути — как червивое яблоко куснул.

Арина уже успела проклясть и жаркий свет прожекторов, и паточно-сладкого ведущего, и форменный китель, и главное — Еву, буквально заставившую явиться на эту, чтоб ее, съемку, — когда до нее наконец-то дошел микрофон. Ну спасибочки! Вспомнили, что у них тут настоящий следователь в студии сидит — нельзя же не дать прокомментировать. Да, она злилась. Очень хотелось сказать что-нибудь… эдакое. Но Пахомов тогда уж точно не обрадуется.