Убить лучше по-доброму - Питер Свенсон Страница 19

Так как именно Эрик пригласил меня в Сен-Дан, я обычно искала его перед уходом с вечеринок, чтобы попрощаться. Он протягивал мне очередную карту с черепом и просил прийти на следующей неделе. Если его уже не было под конец вечеринки, он умудрялся отыскать меня в течение недели и вручить приглашение, а однажды оставил карту в моем почтовом ящике в студенческом центре. Я воспринимала эти приглашения как свидетельство небольшого романа между нами. Крошечного, но первого. И я была счастлива.

Последний экзамен в конце первого курса я сдала во вторник днем и на следующее утро собиралась отправиться на автобусе из Нью-Честера в Шепог, где должна была встретиться с мамой, которая отвезет меня в Монкс. После экзамена я планировала заняться сборами своих немногочисленных вещей, наслаждаясь одиночеством последней ночи в Барнард-Холле. Джессика сдала экзамены раньше и уехала накануне. Вернувшись с экзамена по американской литературе, я обнаружила карту с черепом на полу своей комнаты, а на обороте – сообщение от Эрика: «Две бочки пива. Помоги прикончить их сегодня вечером». Собрав вещи, я направилась через грязный кампус к особняку и не удивилась, обнаружив у бара всего нескольких членов общества и их девушек. Большинство студентов уже уехали. Эрик был в восторге от того, что я пришла, а я выпила больше, чем обычно, обрадовавшись тому, что Фейт нигде не видно. Я даже спросила Эрика о ней.

– Ее больше нет, Кинтнер. В прямом и переносном смысле.

– Как это? – я вдруг испугалась, что она умерла, а я ничего не слышала об этом.

– Ее нет здесь, – он обвел рукой вокруг себя, – и здесь, – он показал на свое сердце; несколько друзей захохотали, глядя на него. Я вдруг поняла, что никогда не видела Эрика таким пьяным.

– Мне жаль, – сказала я.

– Не надо. Она мне не подходит. С глаз долой, из сердца вон. – Он сделал еще один театральный жест. И тут я поняла, что Эрик пригласил меня в Сен-Дан, чтобы переспать со мной, зная, что я не стану возражать. Я так долго ждала этого. Я не строила иллюзий, я понимала, что это будет всего на одну ночь, но я была девственницей и решила, что время пришло. Я была не настолько глупа, чтобы верить, что первую ночь надо подарить только тому, кто влюблен в меня, но мне было важно потерять девственность с тем, в кого была влюблена я.

На втором этаже Сен-Дана было три спальни. Так как Эрик был президентом, он занимал самую большую комнату, с высоким потолком и видом на часовню колледжа. Вместо простой одноместной кровати у него была кровать с пологом и четырьмя столбиками из темного дерева. Эрик нервничал больше, чем я, когда мы лежали, полностью одетые, и целовались на его кровати. Затем он ушел в ванную, а я разделась и залезла под одеяло. Когда он вернулся, на лице еще оставались капли холодной воды, а губы пахли зубной пастой. Он разделся до трусов и скользнул ко мне под одеяло.

– Мне надеть презерватив? – спросил он.

Я сказала «да». Я не призналась, что это мой первый раз, боясь, что он передумает. Мы дважды занимались сексом в ту ночь, первый раз он был сверху. Из-за его роста перед моим лицом маячили только его редкие волосы на груди в форме треугольника. Он двигался неуклюже, и мне показалось, что он не получает особого удовольствия, но, когда я подняла колени высоко к его бокам, он громко произнес мое имя, с придыханием, и все кончилось. Потом, чуть позже, я была сверху. Мне нравилось смотреть на его лицо, освещенное призрачным светом уличного фонаря. Я полюбила это лицо, несмотря на всю его неуклюжесть. Уши, как блюдца, бескрайний лоб, тонкие губы. У Эрика были потрясающие глаза, темно-карие, с красивыми густыми ресницами, как у девочки. Оказавшись сверху, я изменила ритм, замедлила, потом снова ускорила. Я проделала так несколько раз, как вдруг Эрик притянул меня к себе, схватил губами мой сосок и задрожал. Позже он спросил, был ли у меня оргазм. Я ответила, что не было, но мне было приятно; я не врала. Я ушла до рассвета. Он ворочался во сне, пока я одевалась, но мне удалось выйти из комнаты, не разбудив его. Мне не хотелось слушать пустых обещаний. Я уносила с собой только хорошие воспоминания об Эрике.

Это было первое лето после официального развода моих родителей. Мама впала в депрессию, изводила себя из-за слухов о том, что Дэвид уже нашел ей замену, и параллельно готовилась к выставке в Галерее Нью-Йорка. Я дважды разговаривала с отцом по телефону; он пригласил меня навестить его в Лондоне, но я отказалась, радуясь, что проведу лето в Коннектикуте за чтением. Монкс, к счастью, пустовал, никаких гостей не было. Моя благодушная тетя провела с нами весь август, но мама решила это лето провести без попрошаек и лодырей в доме. От Эрика не было ни слова, но, даже если бы ему захотелось связаться со мной, у него не было ни моего телефона, ни адреса.

На второй курс я попросилась жить в отдельной комнате, несмотря на заверения Джессики о том, что мы идеальные соседки. В августе я получила письмо из отдела расселения студентов: мне дали комнату с тремя соседками – тремя девушками, которых я не знала. Я подумала, либо они не могут ужиться с другими, поэтому все три просили отдельную комнату, либо это подруги, которые хотели жить вместе. К счастью, комната располагалась в Робинсон-Холле, старейшем общежитии кампуса – в кирпичной башне напротив двора. Во всех четырехместных комнатах были банкетки у окон, а в некоторых даже функционирующие камины.

Я приехала поздно вечером в день заезда. Мои соседки, совершенно очевидно, были близкими подругами и успели украсить комнату постерами из фильмов Дэвида Линча и рок-группы The Smiths. Я помнила их с первого курса. У всех троих были иссиня-черные волосы и бледные лица, как у готов из частной школы. По мне так они все походили на Вайнону Райдер, только из разных фильмов. Самая радикальная из них, с торчащими волосами и всегда только в черном, была как Вайнона из фильма «Битлджус». Две другие выбрали более классический стиль: Вайнона из «Реальность кусается» (волосы собраны в хвостик, косой пробор) и Вайнона из «Русалок» (кардиганы, челка и жемчуг, возможно настоящий).

Не знаю, что три Вайноны подумали обо мне в тот сентябрьский вечер, когда я появилась в комнате, одетая в капри и льняную рубашку с воротничком, но они, несмотря на их темную помаду и уши в пирсинге, вели себя вполне дружелюбно, даже выключили Joy Division, пока я разбирала вещи. Вайнона-Русалка только предложила мне бокал вина, как в дверь постучали. Это был Эрик Вошберн. Я так удивилась, подумав на мгновение, что он пришел к одной из моих соседок. Но он пришел ко мне. На нем были шорты и рубашка, пахло сигаретами и виски. Я пошла с ним в особняк, прямо в его комнату. Он говорил, что думал обо мне все лето и тщетно пытался отыскать мой адрес. И даже сказал, что любит меня. А я была настолько наивна, что поверила.