Стены молчания - Филип Джолович Страница 19

Думать. Мне надо было подумать. Пространство для размышлений — моя квартира. Нужна ли мне тишина, чтобы думать? Нет. Советники? Кэрол? Пока нет. Эрни Монкс? Никого из офиса. Скоро они будут уже вовсю трепаться об этом. Кто же тогда?

На телефоне моргнула лампочка, сигнализируя, что есть сообщение. Я нажал на кнопку, чтобы прослушать его.

— Я звонила тебе уже три раза, но ты до сих пор не удосужился ответить.

Мама, разговор о часовых поясах.

Я был ее радостью и ее горем. Я был ее спасательной шлюпкой, когда корабль по имени «Отец» пошел ко дну. Я был ее отчаянием, когда оставил ее, переехав в Нью-Йорк. Я был пустым стулом за обеденным столом в ее коттедже в Костволде. Я был предательской пустотой. Я пообещал ей вернуться. Позже. Предательское позже.

Я удалил сообщение и нажал на кнопку быстрого соединения с центром Костволда. Там сейчас четыре часа дня: время чая, в саду, если погода нормальная. Наш пес Чаф стоит как часовой около викторианского пирога, уверенный, что ему дадут кусочек за то, что он просто стоит там.

Знакомый британский гудок прожужжал раз десять, и я уже собирался положить трубку — конечно, у мамы не было автоответчика, — когда, наконец, послышался щелчок и голос кого-то очень запыхавшегося.

— Миссис Элейн Бордер слушает.

— Привет, это я, — поздоровался я.

Послышалось еще несколько хриплых вздохов.

— Финдли? Прости, что заставила тебя так долго ждать, но я была в саду, и один из этих адских самолетов пронесся над головой, когда зазвонил телефон. Им надо поставить глушители. Сколько у тебя сейчас времени?

— Одиннадцать часов.

— Утра или вечера? — она никогда не могла определить это сама.

— Одиннадцать утра.

Мама засмеялась.

— Я хочу поговорить с тобой кое о чем, — сказал я.

— Ты возвращаешься домой? Новая подружка из Англии? Свадьба летом? Как замечательно! — Ее смех был ломким, словно она уже знала, что последуют плохие новости. У нее в жизни уже было предостаточно плохих новостей.

— Мой друг совершил самоубийство, при этом убив еще пятнадцать человек, на машине, которая, по словам полиции, принадлежит мне.

Мама молчала.

— Ты там? — спросил я.

— Да, Финдли, — проговорила она отстраненно, оглушенная ревом ракеты, запущенной в ее деревенскую идиллию. — В «Телеграф» писали что-то о происшествии в Нью-Йорке.

— Если о серьезном, тогда это оно самое, — сказал я. — Здесь везде, в газетах и на телевидении, говорят о нем.

Маленькое окошко на трагедию, должно быть, открылось в ее клотсволдском уединении. И это было так же нереально, как голод в Африке или авиакатастрофа в Китае.

— Боже мой. Я не знаю, что сказать.

— Я тоже. А еще Чарльз Мэндип сейчас в офисе ждет моих комментариев.

— Конечно же, Чарльз не поверит, что это была твоя машина. Он прогонит их всех.

Галантный Чарльз — чемпион заглаживания и прикрытия, сравнивания шипов и опасных углов моего отца. Он расставлял широкие сети вокруг жалких остатков Бордеров.

— Вчера, — сказал я, — Чарльз лично отдал распоряжение отобрать у меня моих клиентов. Он отстранил меня и от слияния. — Мама не разбиралась в делах фирмы и мало знала о слиянии, но я был уверен, что она была достаточно неосмотрительна, чтобы похвастаться о моей центральной роли в нем.

— Чарльз сделал это?! — воскликнула она с возмущением и негодованием.

Моя мама была профессионалом в этом. Вот почему я позвонил ей. Было приятно слышать неподдельное, искреннее возмущение по поводу моих трудностей.

— Его глашатай Шелдон Кинес, — сказал я. Я услышал шипение на другом конце провода.

Она превосходно играла свою роль.

— Ты же не веришь, что Чарльз действительно мог сделать что-либо подобное? — наконец сказала она.

— Я не хочу этому верить, мама.

— Тебя обвиняют в чем-либо? — спросила она.

— Нет. — Но это не было самым главным — перемотай пленку вперед, и точка зрения изменится. Забыл застраховаться? Позволил наркоману сесть за руль гоночной машины? Ушел с места аварии? Могло ли что-либо из этого экстраполироваться в непредумышленное убийство или даже намеренное убийство? Мое знание законов Штатов ограничивалось областью рынка ценных бумаг. Мне срочно нужен был хороший адвокат.

— Безусловно, меня обвинят в чем-то, — сказал я. — Мне нужен хороший адвокат.

— Тебе послать денег?

Бог ты мой! Той суммы, о которой она думала, хватит только на черновик завещания. Она никогда не верила отцу, когда тот говорил о тарифах за свою работу. Она обычно запрокидывала голову назад, волны ее каштановых волос тряслись от смеха. Ее наивность была обаятельной, и мой отец редко выводил ее из заблуждения даже при самых невероятных утверждениях с ее стороны.

Но она не была идиоткой или слабоумной. Она всего лишь хотела верить в лучшее в людях. Пять лет назад ее взгляд на мир прошел серьезнейшую проверку, и она больше не запрокидывала голову назад, а ее волосы уже больше не были каштановыми. Несмотря на это, уголек оптимизма все еще тлел в ней.

— «Клэй и Вестминстер» придется платить. — Моя уверенность была поддельной. — Я выберу адвоката. Они заплатят.

— Ты уверен? — Она почувствовала мою бравурность.

— Нет.

Но к этому надо было стремиться. Быть профинансированным и держать все под контролем — обычно две взаимоисключающие цели.

— Почему они думают, что это была твоя машина?

— Документы о ее регистрации на мое имя. Заем тоже. Хорошая фальсификация. Только Господь Бог знает, как ему удалось это сделать.

— Но, — мама боролась с ужасной несправедливостью, обрушившейся на ее ребенка, — там, должно быть, совершили ошибку. У них же есть тесты, не так ли? Химикаты, люди, которые могут обнаружить фальсификацию, что-нибудь в этом духе. Я слышала об этом. Конечно, в Штатах…